Пробуждение стало для меня шоком, потому что я не осознавала, что заснула. Я просто вырвалась из темноты, дезориентированная и напуганная. Мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где я нахожусь.
Дом был темным, и все же мои глаза привыкли благодаря лучу лунного света, лившемуся через окно. Острые муки голода грызли меня изнутри.
Выбравшись из кровати, я тихими шагами прокралась к лестничному пролёту. Мне не хотелось разбудить вдову, если она спала.
Когда я дошла до лестницы, слабая мелодия прошелестела по спящему дому. Поддавшись любопытству, я последовала за звуком, держа руку у стены. По ту сторону одной двери мерцал свет. Она была приоткрыта лишь на щёлку, но мне этого хватило, чтобы заглянуть.
Вдова раскачивалась на скрипучем стуле в углу. Её клубнично-золотые локоны свободно спадали на спину, но тяжёлая чёрная шаль лежала на её плечах, прикрывая мягкий голубой пеньюар. Она напевала милую колыбельную, а на сгибе руки покоилась гладкая головка ребёнка.
У неё был ребёнок? Я поднесла руку ко рту, наблюдая за ней. Она укачивала его, баюкая с такой любовью, что моё сердце едва не разбилось. Наконец, она замерла, вздохнула и подняла младенца.
В этот момент я заметила негнущиеся руки, неподвижную голову. Абсолютная тишина. Это всего лишь кукла, одетая в милейшую белую ночнушку. Она встала и положила её в детскую люльку.
Дыхание вдовы сбилось, когда она посмотрела на куклу. Её руки цвета слоновой кости описывали круги на плоском животике, как будто успокаивая глубинную боль.
Я отступила, повернувшись так, чтобы прислониться к стене. Я не могла осмыслить увиденное. Я знала одно - я не должна была этого видеть. Глубинная печаль проникла в моё сердце и не желала его отпускать.
Мучительные рыдания убитой горем вдовы разрывали тишину, звук был настолько щемящим и надрывным, что из моих глаз полились слезы. Своё собственное горе показалось мне настолько близким, что пришлось стиснуть ключ дедушки.
Я вернулась в комнату, тихо прикрыв за собой дверь, но в ту ночь я так и не уснула.
На следующее утро вдова выглядела более спокойной и собранной, чем накануне. Сохраняя элегантность в своём полностью чёрном облачении, она сняла вуаль, но контраст её тёмного наряда с яркими волосами и глазами делал её облик ещё более поразительным.
Я в своём выцветшем траурном платье и с простыми косами почувствовала себя неказистым воробьём рядом с павлином. Уилл зашёл в гостиную и остался у двери.
Вдова подала ему чашку.
- Я хотела бы поблагодарить вас за то, что поухаживали за Дейзи этим утром. Она мне очень дорога.
- Мне только в радость, - он посмотрел ей в глаза и чуть поклонился. Она долго не отрывала от него взгляда.
Я почувствовала себя неловко и изо всех сил попыталась убедить себя, что это не признаки ревности.
- Я прочитала книгу прошлой ночью, - начала вдова. - Я предполагаю, вы тоже читали, иначе не пришли бы сюда.
- Я читала отрывками, миссис Прикет, - призналась я.
- Таким образом, ты понимаешь, что твой дед инсценировал свою смерть? - она повернулась ко мне так, будто сообщала, что в гостиной подали чай.
Я почувствовала себя так, словно мул лягнул меня в живот.
- Откуда вы знаете, что он жив? - спросил Уилл.
- Легко, - она залезла в карман и вытащила ключ - простая конструкция, немного похожая на штопор с тремя серебряными треугольниками на конце. Вообще не похожая на мой ключ. - У каждого Развлекателя есть ключ наподобие этого. Каждый из них индивидуален и позволяет человеку запереть свои изобретения на ключ, чтобы предотвратить постороннее вмешательство. Когда я делала гравировку имени Саймона, я нашла медальон, спрятанный за медной пластинкой, - призналась Люсинда.
Так вот почему она не удивилась тому, что внутри надгробия скрывалось потайное отделение. Она продолжила.
- Я пыталась открыть нишу. Ключ Саймона не подошёл. А значит, тот замок установил не Саймон.
Её взгляд упал на подвеску, болтавшуюся на моей шее.
- Твой дедушка изобрёл систему замков для всех Развлекателей. Многие верили, что у него есть ключ, способный открыть любой из его замков. Если универсальный ключ в действительности существует, то только Генри мог установить замок в надгробии Саймона, а значит, он был жив после смерти Саймона.
Я опустила взгляд, чувствуя себя как преступник, стоящий перед адвокатом. Пришло время исповедоваться.
- Лорд Рэтфорд взял меня к себе после пожара. Недавно среди вещей барона я нашла письмо. Оно было от моего дедушки, датировалось временем уже после его смерти. Я полагаю, что он жив, миссис Прикет.
Я сделала глоток чая, но он показался мне горьким. Не думаю, что ещё один кусочек сахара сделал бы его слаще.
- Мег, пожалуйста. Что говорилось в письме?
- Что мой дедушка отправляется в укрытие, и если кто-то будет его искать, он будет знать, что это Рэтфорд его выдал. Он пытался убедить Рэтфорда образумиться, пока не стало слишком поздно, - я надеялась, что мои инстинкты не ошиблись насчёт вдовы. Я не хотела навлечь на Papa очередной удар.
- Позволь мне кое-что тебе показать, - Люсинда поднялась с грацией урождённой герцогини и прошла в угол. Она подняла маленькую рамку и дала её мне.
Я прижала ладонь к груди.
- Это Papa! - протянув руку, я взяла изображение, чтобы присмотреться поближе. Оно было маленьким, но отчётливым. - Он выглядит таким молодым.
Он опустился на одно колено, улыбаясь и держа на ладони маленькую коробочку. Над ней в воздухе парил волчок, не удерживаемый ничем. Милая маленькая девочка со светлыми кудряшками и юный мальчик без одного зуба и с лохматой причёской цеплялись за него с выражением восторга на лицах. Я знала это чувство. Дедушка умел сделать обычное волшебным.
- Это вы? - спросила я, чувствуя, как нечто удивительное заполняет моё сердце. Девочка на картинке смотрела на моего дедушку точно так же, как я смотрела на него в детстве.
- Да. Это мой шестой день рождения, - призналась она. - Ты была новорождённой. Твоя мама разрешила мне подержать тебя в тот день. Она была щедрой и доброй женщиной. Я сильно скучала по ней, когда она решила воздержаться от нашего круга общения. Я сочувствую твоей утрате. Твой отец тоже был хорошим человеком. Я время от времени видела его и твоего дедушку на собраниях. Я питала нежные чувства к Генри. Как и все дети.
Уилл приблизился, чтобы посмотреть на изображение. Оно представляло собой застывший во времени момент. Интересно, как она была сделана. Таких ферротипов[3] я никогда не встречала.
- Это ваш муж? - спросил Уилл.
Люсинда вздохнула.
- Нет, - она прикусила губу, и её глаза на секунду заметались, как будто подбирая слова. - Он был другом.
- Почему мои родители не хотели, чтобы я знала о Развлекателях? - спросила я, прочистив горло.
Люсинда сжала губы.
- Это не просто. Орден - самостоятельная культура, умеющая поглощать людей.
- Что вы имеете в виду? - заговорил Уилл.
- Мы не следуем общепринятым нормам. Возьмём, к примеру, имена. - Люсинда отпила глоток чая. – У Ордена есть определённые правила. Первое правило заключается в том, что ценность человека определяется пределами его ума. Использование вместо титулов имён, данных при крещении, ставит всех Развлекателей в равное интеллектуальное положение. В конце концов, наследуемые земли едва ли сделают мужчину гением, - Люсинда неэлегантно фыркнула.
- Всегда? - сложно было представить, что высокопоставленные мужчины вроде барона отказались бы от формальностей.
- Как правило. Это заставляет мужчин полагаться не на имена их семей, а на свой ум и изобретательность, чтобы заслужить уважение в Ордене, хотя некоторые его члены более упорно ратуют за игру на равном поле, чем другие. И определённые фамилии пользуются большим авторитетом в Ордене, хотя это не имеет ничего общего с аристократией, - Люсинда предложила мне лепёшку, и я охотно взяла её.
3
Тинта́йп или фе́рроти́пия — ранний фотографический процесс, использующий в качестве фотоматериала металлические пластинки, покрытые тёмным лаком и светочувствительным коллодием.