Ветер свистел через дверь, пока я её не закрыла. Она затворилась со зловещим грохотом, оставляя меня одну в темноте. Руки горели от холода, поэтому я спрятала их под шаль. Тусклый свет подрагивал где-то в глубине каретника, очерчивая силуэт элегантного старого ландо, которое, вероятно, годами не сдвигалось с места.
- Есть здесь кто-нибудь? - спросила я в пустую тьму.
Кусочек льда растаял в моем ботинке, отчего по лодыжке пробежался холодок. Я помедлила, чтобы стряхнуть остатки снега с юбки.
- Что вы здесь делаете? - спросил низкий спокойный голос, хотя в нем безошибочно слышались лёгкие нотки злости.
Я резко обернулась, но потеряла равновесие на влажном камне и привалилась к двери.
Заржала лошадь, резкий звук отразился от каменных стен. Я встала и повернулась к мужчине. Он держал перед собой фонарь, сам оставаясь в тени.
- Вы конюх? - спросила я, выпрямляясь. Да, было рано, но не раньше того времени, когда от конюха ожидается подъем.
- Нет, - ответил он с очень слабым шотландским акцентом в голосе. - Я лошадь.
Теперь уже я начинала раздражаться. Я пришла за помощью, а не за остроумными репликами. Я стиснула юбки, чтобы руки не дрожали, и намеренно проигнорировала его комментарий. Я уставилась на свет фонаря, не моргая. Когда зрение адаптировалось, я мельком заметила тёмные, находящиеся в тени глаза за густыми взъерошенными со сна волосами. Хоть он явно был сильным и высоким, он обладал подвижной манерой молодости. Я думала, что он окажется взрослым мужчиной, но по моему позвоночнику пробежала дрожь от осознания, что он ненамного старше меня.
- Мне нужна ваша помощь, - спокойно заявила я. Холодная вежливость будет моим оружием, и я намеревалась им воспользоваться.
Он опустил фонарь и прислонился к узорному колесу кареты.
У меня перехватило дыхание. Я ничего не могла с этим поделать. В моем сердце зародился трепет, заставивший ноги ослабеть. Действительно, ему не могло быть больше семнадцати или восемнадцати. Вид у него был потрёпанный, и впечатление только усиливалось темным синяком на щеке и порезом на верхней губе. Он дрался?
Боже милостивый. Агнес была права.
- Что? - спросил он.
Я забыла, о чем говорила.
- Прошу прощения? - ответила я. Он нахмурился, затем костяшкой пальца коснулся пореза на губе.
- Вам нужна моя помощь или нет? - он поставил фонарь на подножку кареты, а затем скрестил руки поверх свободной рубашки.
Милостивые небеса, я разбудила его. Неудивительно, что он в угрюмом настроении. Ему хотя бы хватило приличия надеть штаны и ботинки, хотя не заправленная рубашка свободно болталась на талии, а подтяжки свешивались на бёдрах вместо того, чтобы быть подобающе застёгнутыми на плечах, чтобы поддерживать штаны.
Я проглотила комок в горле.
- Мне нужно, чтобы вы починили мои часы, - объяснила я.
- Ты разбудила меня ради часов?
- Да. Это важно.
- Если вам необходимо узнать, который час, то сейчас рано, - проворчал он, и мне пришлось крепче стиснуть юбки, чтобы не кинуть в него часами.
- Для меня это важно. Мне хочется, чтобы они заработали. Так вы поможете мне или нет?
Он отвернулся от меня, лениво закидывая одну подтяжку на плечо.
- Чем ты собираешься за это заплатить?
Его вопрос поставил меня в тупик.
- Заплатить? - это вырвалось прежде, чем я успела себя остановить. Я не хотела выдавать, что не подумала об оплате, но слово уже вырвалось.
- Да, заплатить. Ты думаешь, я работаю за бесплатно? - он вскинул голову. Внезапно я почувствовала себя попрошайкой, цепляющейся за подол плаща богача.
- Я подумала, что из доброты вы могли бы...
- Доброты, - он усмехнулся, но никогда в своей жизни я не слышала более горького звука. Затем он развернулся и зашагал прочь.
- Стойте! - потребовала я, но он продолжал уходить. Я бросилась вперёд и схватила его за рукав. Моя ладонь встретилась с непреклонной силой его руки. Трепет вернулся, но я подавила его усилием воли. Я должна заставить его увидеть меня. Я должна заставить его понять. Мне нужна его помощь, и я готова почти на все, чтобы получить её. Я попыталась торговаться.
- Я не знаю, как сумею вам отплатить, но я буду помогать в вашей работе, когда только смогу. Чего бы мне это ни стоило.
- Чего бы ни стоило? - одна из его темных бровей приподнялась.
Я отпустила его руку, оскорблённая тем, что он мог подумать, будто я предлагаю что-то неподобающее.
- Вы поняли, что я имела в виду.
- Разве? Что подумает миссис Пратт, если найдёт тебя здесь? - он схватил ручку фонаря и помахал им перед собой. Я попятилась от горячего света. - Я скажу тебе, что она подумает, - продолжил он, хотя в этом не было необходимости. - Молоденькая глупенькая дурочка, конюх-лоботряс, полный сена сеновал... Понимаешь, к чему я?
О, я его опередила.
- Я не позволю вам ставить под сомнение мой моральный облик.
Он вновь усмехнулся.
- Говоришь как сама королева. У тебя определённо есть гонор. Даже для такой чопорной и приличной служанки, как ты... - заявил он. Я уловила его намёк, и это привело меня в ярость. С кем я должна была разрушить свою репутацию? С мистером Тиббсом? - Если Миссис Пратт нас найдёт, - продолжил он, двигаясь вперёд и заставляя сделать меня шаг назад, - мы оба потеряем работу. Ты думала об этом, когда бежала сюда, чтобы умолять бродячего умельца о доброте?
Он повернулся спиной и зашагал в дальний конец каретника, унося с собой свет.
- Высокомерная сволочь, - злобное ругательство слишком легко сорвалось с моих губ, пока я смотрела, как он уходит.
Я сумела вернуться в дом, не вызывая никаких подозрений, а затем с особой энергией принялась за работу. Снова разбирая постель, я выплеснула раздражение в простой акт сдёргивания простыней.
Одна просьба. Я хотела только одного. Само собой, починить часы было довольно простым заданием. Но нет.
Я вынула их и стала изучать потускневшее серебро.
Что ему стоило посмотреть их?
Ничего.
Осознание того, что он был моего возраста, только все усугубляло. Я шесть месяцев чувствовала себя одинокой в этом мире, и меньше чем в пятидесяти шагах от меня был другой человек, с которым я могла бы поговорить, могла бы подружиться.
Если бы он не был такой жабой.
Он такой же пленник в этом сумасшедшем доме, как и я. Почему он не понимал?
Я засунула часы на место и села на кровать.
Дом был таким тихим.
У него были лошади, живые и дышащие создания, о которых нужно заботиться. У меня была разобранная кровать, разлитая чашка чая и сломанные часы.
Чувствуя, как гневный румянец разливается по щекам, я вынуждена была перестать думать о нем. Я должна возвращаться к бессмысленной каторге своего существования. Если только я могла вернуться к тому, как все было прежде, когда я не знала, кто такой конюх.
Той ночью я в одиночестве сидела на кухне и наблюдала, как огонь медленно угасает на почерневших камнях очага. Я снова достала часы и позволила им вращаться в тусклом свете пламени.
Могла ли я их починить? В детстве я часами наблюдала, как отец работает со своими тонкими инструментами. У него были такие замечательные руки. Непрошеный образ его обгоревшей руки среди пепла встал в моем сознании. Я потрясла головой, но глаза внезапно защипало.
Он создавал самые изумительные вещи этими руками и простыми инструментами, но запрещал мне что-либо трогать в его магазине. Когда я была ребёнком, у меня имелась привычка с помощью его инструментов разбирать всякие вещи, но мне никогда не удавалось собрать их заново. Этим я доводила отца до белого каления. Я не могла вынести мысли о том, что разберу часы в попытке починить, а потом мне останутся одни детали.
Я потёрла большим пальцем тусклое пятнышко. Я могла бы их почистить.