Ударив, они уничтожили образ жизни, бывший для них невыносимым, но не заменили его другим образом жизни, а оставили пустоту, вакуум, в котором невозможно существовать, вернувшись к прежнему существованию, к тому месту, откуда начинали, как человек, возвращающийся к прошлому, чтобы отыскать возможности нового начала. Но они ничего не начали снова: они просто стояли на месте, возможно, первое время довольные тем, что можно лизать раны и перевести дыхание. Они перевели дыхание и залечили раны, но по-прежнему остались на месте, в течение столетий они не двигались. Может быть, боялись двигаться, боялись, что если они двинутся, то создадут другое чудовище, которое со временем снова придется уничтожить.
Впрочем, он знал, что строит догадки на шатких основаниях. Люди после Катастрофы ни о чем не думали. Избитые и израненные за годы прогресса, они просто жались к земле и боролись за выживание.
И это большое здание — а может, множество зданий, скрывающих друг друга, — что это такое, зачем оно здесь, в пустыне? Загадочное сооружение, возведенное по какой-то загадочной причине, охраняемое Деревьями и живыми камнями. И никакого ключа к этой загадке. Так же, как к тайне Деревьев и Камней, Попутчиков и Дрожащей Змеи.
Он медленно пошел по эспланаде к Городу. Прямо перед ним возвышались две большие башни, тяжелые и прямолинейные, без всяких украшений. У подножия башен лежала густая тень. Там мог находиться вход. Подойдя поближе, он действительно увидел вход, к нему вела каменная лестница, и он был открыт.
Поднимаясь по лестнице, Кашинг увидел в глубине вспышку света. Он замер, затаив дыхание, но вспышка не повторилась.
Входной проем оказался больше, чем он думал, шириной больше двадцати футов и высотой в сорок. Он вел во тьму. Дойдя до порога, Кашинг постоял в нерешительности, затем пошел вперед, ощупывая дорогу.
Через несколько футов он остановился, чтобы дать глазам привыкнуть, но это оказалось бессмысленным, настолько глубокой была тьма. Единственное, что он смог различить, это какое-то сгущение тьмы — нечто крупное, стоявшее вдоль стен коридора, по которому он шел.
Но вот впереди блеснул свет, еще раз, и еще много раз — много странных вспышек, скорее искр; подавив мгновенную панику, он понял, что это такое — сотни дрожащих змей, танцующих во тьме помещения, куда вел коридор.
Чувствуя, что сердце его готово выскочить из груди, он направился вперед. Стоя в конце коридора, он мог видеть помещение, огромный зал с массивным столом в центре; помещение озарялось вспышками змей; у стола стояла фигура, похожая на человеческую.
Кашинг попытался заговорить, но звуки замерли у него в горле; он не мог вспомнить ни одного слова.
Кто-то мягко коснулся его руки, зазвучал голос Элин.
— Мы стоим на краю вечности, — говорила она. — Один шаг — и вечность откроется нам. Ты чувствуешь это?
Кашинг покачал головой. Он не чувствовал ничего, кроме ужасной оцепенелости; он сомневался, сумеет ли сделать хоть один шаг.
С усилием он слегка повернул голову и увидел Элин, стройную, в изодранном, некогда белом платье. В блеске змей пустота ее лица была особенно страшной; впрочем, онемелость мешала ему испытывать страх, и он смотрел в ее лицо, не испытывая эмоций и просто отмечая, насколько оно ужасно.
Голос ее, однако, звучал ясно и четко. Он не дрожал, в нем не было чувств, когда она говорила:
— По словам деда, растения сообщили ему, что здесь находится вечность. Она рядом. Странное время, без времени и пространства. Всепоглощающая бесконечность, у которой никогда не было начала и не будет конца. В ней все, что было, есть и будет. — Она всхлипнула, и Кашинг почувствовал, как ее пальцы впиваются ему в руку. — Все не так. Это лишь поверхность. Это место… нет, не место… — Она обмякла и, если бы Кашинг не подхватил ее, упала бы.
Фигура за столом не двигалась. Кашинг смотрел на нее, а она смотрела на него сверкающими глазами, в которых отражался блеск змей. Держа Элин на руках, Кашинг повернулся и пошел к выходу. Он чувствовал спиной взгляд фигуры, но не оборачивался.
Спотыкаясь, миновал коридор, добрался до внешней двери и оказался на ступенях эспланады. Здесь он остановился и опустил Элин. Она стояла, цепляясь за него. В бледном зареве рассвета он увидел ее потрясенное лицо.
Послышался топот копыт. Повернув голову, Кашинг увидел Энди. Тот, задрав хвост, большими прыжками несся вверх, пританцовывал на каменных ступенях. На мгновение казалось, что он один; затем Кашинг увидел остальных — за ним, как стая волков, неслась стая теней, кружа вокруг него, прыгая, проскакивая под его животом, перепрыгивая и увертываясь от него. Так могла бы играть, визжа от восторга и ужаса, стая щенят.