— А чего это сразу искал?! — несмотря на все мои усилия по нагнетанию обстановки, воришка, напротив, расслабился, уселся, хитро завернув ноги, и умудрялся смотреть на меня снизу-вверх, как взрослый на ребёнка, поющего песенку Урожайному деду, — с лёгким превосходством и хорошо замаскированной гордостью. — Я, может, в гости просто заходил. Проведать. Женщина красивая, одна, после ссоры с возлюбленным… Мало ли, вдруг он решил к тебе забраться и отомстить! Кто ж знал, что забраться к тебе не проблема, а вот выбраться…
Быстро же ты мне тыкать стал, прохвост! Да я тебе в бабки гожусь! Но ругаться, как сварливая старуха, коей я, собственно, и являлась, не стала.
— Зачем ты вчера приходил, — подчеркнула я, не покупаясь на многословные витиеватости.
— Познакомиться, — не стал отпираться лгунишка. — Смотрю, какой красивый жэнщин! — Вис хлопнул себя по колену, явно подражая речью страстным жителям островов, на которых он со своей рыжей шевелюрой и бледной кожей походил, как ведунка вороной масти на светловолосых водяных дев. — Дай, думаю, проведаю, ну как жэнщин ничейный! А тебя дома не оказалось, так я пошёл в харчевню знакомиться.
Тот факт, что объяснение сквозило дырами, как погрызенный мышами сыр, рыжего ни капли не смущал. Он намеревался стоять на своём, даже если «своё» — коровья лепёшка, а не ответ.
Что ж, придётся по-плохому.
Я зыркнула на него сглазом, заставив прикусить язык (в прямом, не переносном смысле) и, пока рыжий соображал, что произошло, зубами отковырнула от деревянной коробочки крышку. Колупнула воска и принялась разминать. Пальцы танцевали под звон многочисленных браслетов, и Вис заворожённо наблюдал за действом.
— Это чего такое? Неужто тесто для дорогого гостя месить затеяла? Не подумай, я не против! Но зачем же так стараться? Мы люди не гордые, можем и по-простому посидеть. Вон, вижу, у тебя и бражка заготовлена…
А вот теперь ты занервничал, лисий сын! Дошло, что среди ведьмовских запасов найдётся что-то, что развяжет тебе язык! Хотя, признаться, хотелось уже, наоборот, завязать его узлом.
— Это куколка, — ласково протянула я, когда в воске и правда начали проявляться очертания человеческой фигуры.
Вис высоко приподнял левую бровь, не дрогнув при этом правой, и подозрительно поинтересовался:
— Я ничего не напутал? Не поздновато в куклы играться? Вам, уважаемая, сколько годиков?
Не удержавшись, я расхохоталась:
— Достаточно, золотой мой, достаточно, чтобы играть, с кем захочу и во что захочу, — последнее я постаралась произнести особо двусмысленно. Откуда бы приезжему дурачку, явно попросту понадеявшемуся найти заначку в ведунском доме, знать, что для настоящей куклы висельника нужен человеческий жир, а не воск. А я слишком брезглива для таких экспериментов. Но зато врать можно с три короба: не поймает. — И станет эта куколка тобою, а ты — ею. Захочу — ножки погну, — я погнула восковые конечности в разные стороны, — захочу — отверну головку, — постучала ногтем по шарику, но исполнять угрозу не торопилась, — или, может, лучше в воду кинуть? Обидно, наверное, захлебнуться в… — я подтянула кринку, глотнула, проверяя содержимое. Опять в погреб убрать забыла! Ну да ничего, простоквашу я тоже люблю. — Захлебнуться в молоке. Хочешь узнать, насколько?
— Дамочка, — Вис позорно побледнел, отчего рассыпанные по его щекам веснушки выделились ещё чётче, — Вы умом, случаем, не тронулись? Живого человека — да в молоко? За то, что просто в гости зашёл?!
Я оперлась локтем о стол, двумя пальцами удерживая фигурку над горлышком.
— В гости? — уточнила, на мгновение ослабляя хватку, чтобы небрежно покачать воскового человечка. Тот едва не плюхнулся вниз, а рыжий — в обморок.
Воришка вскочил, налетел на границу, но отпружинил от неё, как от густого киселя.
— Воу-воу, дамочка, полегче! А то ведь у меня сердце слабое… — я качнула фигурку ещё раз, едва правда не уронив; рыжий попытался сменить просительный тон на угрожающий, но и его быстро сбавил: — А то ведь я человек нервный! И разозлиться могу! Немного… Ненароком…
Я всё-таки хлестнула его крапивой. Не сильно, так, для острастки. Пучок прошёл преграду без проблем, а вот воришка отшатнулся, цепанул плечом край ловушки и снова отлетел от неё, как муха от окна. Сощурился, точно что-то просчитывая.
— Я тоже женщина нервная, — пояснила я, похлёстывая крапивой по приоткрытому разрезом колену (мы-то не нежные, нам не страшно!), — могу и убить… ненароком. Потом опять волочь мешок по лесу, закапывать… Имей совесть, паскудник! Слабым женщинам тяжести вредно таскать! — чтобы окончательно внести ясность в наши отношения, я шлёпнула воскового человечка на стол, занесла над ним ножичек для трав, стёртый до тонкой полоски металла, почти шило, а не нож. Грозно поторопила: — Ну?