Эльф молчал, почти распластавшись на пригорке, слушал, не перебивая, внимал.
— Да и матушка моя, признаться, не гномьего племени. А вот, поди ты, полюбила простого гнома, осталась верна ему, прожили вместе целую жизнь… Подай Святая Плоть, чтоб подольше… Вот интересно, — продолжал он, едва ворочая языком, — матушка моя, красавица, обликом походит на… — Он покосился на Светку, сделавшую вид, что занята приготовлениями ко сну. — На нашу даму Света. Чудно! — Он опрокинул давно опустевшую флягу с давешней кислятиной, потряс ей над собой в тщетной попытке вытрясти хотя несколько капель живительной влаги, крякнул досадливо и отбросил ненужную посуду в сторону, где ее охотно подобрала и стала вылизывать собака. — Прямо смотрю на нее и вижу черты собственной матушки! Даже слушаться ее стал, как старшую, хотя, — он понизил голос и снова оглянулся в Светкину сторону. — Хотя я наверное старше её! Ты на нее посмотри — ребенок совсем…
Наконец, он рухнул навзничь, прямо на нагретый солнцем и собственным задом холмик, воинственно держась за рукоять меча, и громогласно захрапел. Светлейший Каллион же, привычно ища спиной ствол дерева, к которому можно было прислониться и устроить ночную медитацию, дающую возможность и силы подкрепить и протрезветь, рухнул навзничь, так и не найдя опоры. Светка хотела оттащить захмелевшего эльфа к спасительному древу, росшему неподалеку, но это недалеко превратилось для нее почти в час бесплодных попыток подцепить эльфа, глубокими как море глазами гипнотизировавшего ее, под мышки. Эрэндил, не делая никаких уверток, загадочным образом выскальзывал у не из рук, оставаясь на том же месте и в той же блаженной позе полузабытья, что девушка прервала свои бессмысленные поползновения помочь. Пусть отсыпаются! Дети что ли, чтоб за ними еще и ухаживать?! Она сделала пару глотков пакостного вина, хранимого в эльфовом бурдюке, притороченном в пути к спине его собаки, а теперь лежащего у Светки под ногами, скривилась, подумав, как можно набраться этакой гадостью, и прилегла отдохнуть. Просто отдохнуть, не думая о длительном сне… Только глаза закрыла, чтобы яркие на темно-синем фоне звезды не слепили так жестоко… Прямо как у нее дома, в конце августа: темный бархат неба с огромными пятнами звезд… Вот одна, кажется, упала… Пора загадывать желание…
Она не заметила наступление момента, когда стала видеть сквозь закрытые веки, странный звездопад, не поняла, что уснула. А звезды между тем падали все ближе и ближе…
Странно, чем ближе подкрадывается ночь, тем теплее становилось в лесу. Так, по крайней мере, Светка подумала перед тем, как ее "укусил" за руку браслет. И тут она запоздало догадалась, что за звезды сыпались вокруг.
Горели десятки факелов, видно, пропитанные каким-то животным жиром, капли которого вместе с отрываемыми огнем лохмотьями сгоравших тряпиц, скапывали на землю, вспыхивая крошечными искрами. Факелы держали в руках невысокие и темные, кривоногие и длиннорукие существа, почти не скрываясь стоящие вкруг поляны с наветренной стороны. Присмотревшись внимательнее, девушка обнаружила, что все они полуголые, на некоторых надеты лишь меховые лохмотья и обрывки потерявшего форму тряпья. Собаки заскулили и стали жаться к эльфу, распластавшемуся на своем холмике, глядя широко распахнутыми глазами в звездное небо. Подул ветерок, и резко запахло немытыми телами, явными нечистотами и давно перекисшим и прогорклым потом.
— Не соврали рабы, — услышала Светка шипящий шепот. — Смотри, Убрдаг — дварф и эльф сразу! Какая добыча!
— И человек, — хрипло прогудел тот, кого называли Убрдагом. — Взять!
Орда вонючих тел ожила и дико завопила на разные голоса, моментально выкатилась из леса, и Светлана поняла, что спутники ее уже никак не успеют отреагировать на нападение. Она вскочила и выставив перед собой дрожащую от страха и напряжения правую руку отчетливо прокричала памятную фразу: "Торн! Дондаа"! Послушный ей огненный хлыст вынырнул из рукава и обрушился на обидчиков, поджигая их гнусные одежды и темную шерстку на теле.
— Мага, мага берите! — Орал сиплый предводитель, стоя за спинами набежчиков. — Треть от продажи вам будет!
Вскочил на ноги шальной, совсем еще пьяный Бороман, мутными глазами оглядел сборище и с криком: "Аааа, уруки гнилые! Как я вас искал!" — бросился хекать, не совсем твердо стоя на ногах, но метко нанося удары. Эльф продолжал лежать, и вокруг него собралось уже достаточно врагов, чтобы связать, они тыкали пальцами и хохотали, несмотря на то, что вокруг шел настоящий бой, летели головы их товарищей, снесенные бравым пьяным гномом и горели заживо подпаленные девушкой. "Пьяный эльф! Пьяный квенти! Эльф-любитель выпить!" Никто не заметил, как лежащий неуловимым движением выбросил в толпу нечто крошечное, успев прошептать этому существу что-то вслед. Комочек плоти, упав в центр оркской толпы, тут же вырос до размеров мышки, став пока еще не замеченным ими большим пауком, пару раз вздохнул и превратился в паука-гиганта с кошку, а затем и в монстра, плюнувшего на врагов клейкой слюной. Большую часть орков он пленил, другие стали беспорядочно тыкать в него дубьем, не имея настоящего боевого оружия: лишь некоторые являлись обладателями длинных ножей, а Убрдаг с коротким мечом наголо скрипел зубами и переминался с ноги на ногу позади своих вояк.
Они не успели нанести существенного вреда пауку, обошлись парой царапин — Эрэндил молниеносно вскочил на ноги и начал колоть и рубить плашмя врагов короткой и острой шпагой, невесть откуда появившейся в его руке.
Гном мычал, рычал и ругался, наседая на "подлых уруков", кроша их грозным мечом, эльф молча и безупречно обездвиживал темный народец. Огненный хлыст свистел в Светкиных руках, поджигая и бросая наземь (они бесновались и сбивали на себе огонь, вертясь и катаясь по земле) все новых нападавших. Но их оказалось слишком много. В какой-то момент, когда силы разбойного племени подходили к концу, в сражение ввязался сам вождь, доселе наблюдавший и посылавший проклятия издали. Он врубился в Бороманову сечу, бросив сеть. Когда Бороман запутался и начал рубить веревки, подсек дварфу колени длинной дубиной, вырванной из рук упавшего товарища, и навалился на гнома, прямо в сети заламывая ему руки. Бороман ревел и бился под ним, но выпростать рук никак не мог. Еще несколько темных навалились на него — и пленение гнома стало делом решенным.
— Кислятина!.. проклятущая, — в последнем порыве вскричал гном. Причем, не совсем понятно было, к кому он обращался — не то к вонючим пленителям, не то клял хмельной напиток, которого перебрал ночью.
Светку изловили так же, сетью. Правда, она прожгла в ней приличную дыру, но вырваться наружу не успела — двое вонючих кривоножек дернули ее за руки так, что в глазах потемнело от боли, и она застонала.
А Эрэндил и не думал сдаваться. Он резал и пронзал насквозь с резвостью электронного героя, сражающегося с "зависшими" врагами. Ловля сетью с ним не удалась — уж слишком ловко двигался эльф, защищая себя и монстреныша-паука, все еще плевавшегося клейкой слюной, склеивая в тугие комки мохнатых орков. Неповоротливый главарь, покрутивши своим мечом, ни разу не достал Эрэндила и крикнул с досадой: "Хобов!"
На поляну выскочили гигантские уроды с мордами-пародиями на человеческие лица. Они скакали на четвереньках, как обезьяны, периодически вставая на короткие ноги и размахивая длинными руками с зажатыми в них толстыми палками. Существа проломились сквозь жалкое кольцо, окружавшее эльфа, походя прибив паука, и принялись дубасить светлейшего, не обращая внимания на ощутимые удары и кровь, то и дело брызгавшую из их ран, наносимых его оружием. Похоже, они вовсе не ощущали боли.
В несколько минут все было кончено.
У Светки ломило все тело — орки не преминули поучить пойманного "мага" кулаками уже после пленения. Стянутый по рукам и ногам Бороман стенал, проклиная себя и того, кто придумал столь хмельные напитки. Эльф тихо лежал, на земле, искусно спеленатый врезавшимися в тело вонючими веревками и, казалось, внимательно рассматривал нечто недосягаемое взорам иных народов где-то в лесной чаще.