— Это моя мать, — объяснил живописец. — Мне нравится ее писать. А еще я с удовольствием пишу беременных женщин. У них влажная кожа, у них большие томные глаза стельной коровы. Я нахожу их очаровательными.
С Паоло происходило нечто прямо противоположное. Чем ближе были роды, тем больше он отдалялся от Орнеллы.
Когда она родила дочь, новоиспеченного отца вызвал в Венецию Джованни Ровести. Он ждал его на террасе гостиницы «Эксельсиор». На Лидо было полно журналистов, кинозвезд, знаменитых режиссеров, съехавшихся на венецианский кинофестиваль.
Антонио, увидев его, пошел ему навстречу, чтобы проводить к столику, за которым сидел отец.
Старший Ровести поздоровался с Паоло за руку и пригласил его сесть.
— Гримальди уходит из журнала, — объявил Антонио. — У нас с отцом к тебе предложение.
Гримальди был главным редактором. Паоло тут же догадался, о каком предложении идет речь.
— Уже больше года журнал фактически редактируешь ты, — заговорил старик. — Гримальди лишь подписывает номер в печать. Согласись, что для главного редактора этого маловато.
Паоло медленно поднес ко рту бокал мартини и сделал глоток, молча рассматривая собеседников. На старике был белый льняной костюм и панама. В свои почти восемьдесят лет он мог похвастать живостью сорокалетнего. Антонио, одетый в светлые брюки и полосатую майку, выглядел рядом с отцом надувной куклой, из которой выпустили воздух. Он следил за разговором, однако при этом у него был вид человека, умирающего от скуки. Время от времени он бросал взгляды вниз, на пляж, туда, где начинался длинный ряд роскошных купальных кабин.
— А Гримальди об этом знает? — спросил Паоло.
— Узнает, когда будет нужно, — успокоил его Джованни Ровести.
Паоло усмехнулся.
— Когда будет нужно, — медленно повторил он. — Мы сгоняем его с дистанции в разгаре скачек и делаем вид, будто ничего особенного не происходит. Что с ним будет? Какое место он получит взамен?
— Кто скачет, а кто плачет, — послышалось за спиной Паоло.
Он оглянулся и увидел Соню в цветастом пляжном халате, накинутом поверх бикини. Густой загар придавал ее красивому лицу какое-то экзотическое очарование. На губах блуждала насмешливая улыбка. Паоло галантно вскочил, чтобы поцеловать ей руку.
— Так какое же место получит Гримальди? — переспросил он, вновь повернувшись к Джованни и Антонио Ровести.
— Возглавит отдел общественных связей, — заверил его старик. — Вообще-то для меня загадка, чем занимаются такие отделы и для чего они нужны. Но в наше время без них не обходится ни одно мало-мальски солидное предприятие. Заведем такой отдел и мы. Учти, мне бы не хотелось, чтобы ты считал свое повышение подарком. Ты человек ответственный и понимаешь, что работы у тебя не убавится. Скорее наоборот.
— Мой тесть не очень-то балует людей подарками, — прокомментировала слова старика Соня.
Паоло было двадцать шесть лет, в этом возрасте ни один из журналистов не становился еще главным редактором столь известного журнала.
Он посмотрел на Соню.
— Как, по-вашему, мне соглашаться? — спросил он ее.
— Еще бы! Конечно, соглашайся, пока они не передумали.
Соня взяла со стола блюдечко с оливками, полагавшимися к аперитиву, и высыпала оливки тестю на шляпу. Паоло не мог удержаться от смеха. Старик тоже засмеялся, снял панаму и стряхнул с нее оливки.
— Эта женщина не умеет притворяться, изображать из себя любящую невестку. Она не упускает случая продемонстрировать свое неуважение ко мне. Но, ей-богу, было бы хуже, если бы она делала вид, будто меня обожает.
Антонио по-прежнему смотрел вниз, на пляж. У него было встревоженное лицо.
— Что с тобой? — спросила Соня.
— Я не вижу Марию Карлотту, — объяснил он свое беспокойство.
— Мария Карлотта уже в ресторане — ждет, пока вы выпьете свой аперитив и спуститесь обедать, — терпеливо сказала Соня. — Если хочешь, идем.
— Антонио — сумасшедший отец, — вздохнул старик. — Кстати, я слышал, ты тоже стал отцом. — Он вынул из кармана пиджака и протянул Паоло миниатюрный сверток. — Это для твоей жены. Поздравь ее от меня.
Только уже поздно вечером, в номере «Эксельсиора», Паоло развернул подарок. Подарок оказался царским: кольцо с настоящим колумбийским изумрудом.
— Ваш тесть всем главным редакторам что-то дарит? — спросил он Соню, которая застала его с коробочкой в руке.
— Всем, — ответила Соня. — Но на моей памяти такого дорогого подарка не удостаивался ни один.
Паоло удивленно смотрел на нее, опуская коробочку в карман.
— Как ты вошла? — удивился он.
— Договорилась с горничной.
В ту ночь Паоло не только изменил Орнелле, но и понял, что рано или поздно их совместной жизни придет конец. (Через несколько лет, после того как у них с Орнеллой родится второй ребенок, они разойдутся.) И еще он вспомнил в ту ночь слова, которые Джованни Ровести сказал его матери: «Когда у женщины рождается ребенок, она меня больше не интересует».
СЕГОДНЯ
ГЛАВА 1
Вот он наконец, бриллиантовый дождь! Догадавшись, куда Джованни Ровести спрятал сокровища, он, Паоло, доказал, что достоин своего хитроумного отца. Кожаный мешочек с его содержимым — все равно что официальное свидетельство о законном рождении: пусть и после смерти, но старик признал его все-таки своим сыном! Всю жизнь, сколько Паоло помнил себя, он получал ровно столько, сколько зарабатывал, — ни больше, ни меньше. Джованни Ровести не выделял его среди других сотрудников издательства, премируя время от времени за хорошую работу наравне с остальными. Лишь перед смертью из всех многочисленных наследников своего состояния он выбрал двоих: Марию Карлотту — самую чистую и беззащитную, и его, Паоло, самого независимого и энергичного.
Мария Карлотта умерла, так и не узнав о дедушкином подарке. Паоло, став обладателем бриллиантов, попытается перестроить деятельность издательства «Ровести», ему хватит ума и решительности возродить отцовское детище.
Он с нежностью подумал о матери, юной и наивной статистке из Чинечитта, гордо отказавшейся от помощи человека, который был отцом ее сына. Потом перед глазами возникла Лоретта, его новая подруга. Он представил ее себе в их квартире на улице Брера, и ему захотелось поскорее ее увидеть.
Паоло любовался бриллиантами. В их многоцветном блеске было что-то грустное, сродни сегодняшнему дождливому дню.
В дверь продолжали настойчиво стучать, и Паоло заторопился. Когда он ссыпал с ладони камни в кожаный мешочек, за его спиной распахнулась дверь, выходящая на воду. Почувствовав порыв холодного ветра, Паоло обернулся и увидел Пьетро Ровести, входящего в палаццо Маццон со стороны Канале Гранде. Паоло так и застыл с мешочком в одной руке и пригоршней бриллиантов в другой. Увидев в огромном, заставленном ящиками, вестибюле Паоло Монтекки одного, без пиджака, перед развинченным цилиндром Римлянина, Пьетро сразу все понял.
— Значит, бриллианты все-таки были здесь, — задумчиво произнес он.
Пьетро приехал на катере с пьяццала Рома, и поскольку у него был ключ от двери, выходящей на Канале Гранде, он открыл ее и вошел в вестибюль.
В дверь продолжали стучать, и Паоло сказал:
— Если им не открыть, они дворец разнесут. Какое нетерпение!
Пьетро быстро прошел к двери и распахнул ее. На пороге стояли четыре дюжих молодца.
— Вы не вовремя, ребята, — сказал он им, — зайдите за ящиками попозже. — И захлопнул перед их носом дверь.
— Теперь ты, может быть, объяснишь, что здесь происходит?
— Прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас.
Паоло зажег сигарету, глубоко затянулся и медленно выпустил дым, который поплыл вверх тугими кольцами. Он всегда прибегал к этому эффектному номеру в трудных ситуациях, чтобы выиграть время и сосредоточиться. Появление Пьетро обескуражило его, он должен был решить, как вести себя теперь, когда тайна бриллиантов раскрыта.