В собрании диковинок принца было ровно сорок драконов. Болотные, каменистые, чумные — Герберт собрал практически полную коллекцию этих, морских вот только не было, и Гримнир с опасением косился по сторонам. Умная животинка прекрасно понимала, что надо быть осторожным и с собратьями, и с людьми. А то мало ли, не поймут, кто тут свой, да и стукнут чем-нибудь.
Драконы были не только на флагмане — в трюмах всех кораблей у причала сейчас были золотые и серебряные статуи, которые медленно начали двигаться. Я видела их, словно наяву: металлические драконьи головы, облитые тусклым сиянием, приоткрывали пасти, дрожали кончики скрюченных крыльев и хвостов, а за гладью глаз вспыхивал живой огонь.
— Их слишком много сразу для одного меня! — ветер свистел в ушах, и Альмир был вынужден кричать во всю глотку. — Ты вызываешь дождь — они цепенеют — я их снова золочу!
— Я поняла! — прокричала я в ответ. Под нами появилась темная громада порта, на которую уже упали первые рассветные лучи, и Гримнир принялся снижаться.
Люди, стоявшие на причале, бросились врассыпную, освобождая для нас место. Как только Гримнир сел, тишина, воцарившаяся во время приземления, разбилась на тысячу осколков — и люди Аврелия, и солдаты его величества заголосили, указывая в одну сторону, на огромный горделивый корабль.
— Там!
— Там первые!
— Лезут уже!
Мы с Альмиром спрыгнули на землю, и я услышала, что со стороны корабля доносится треск ломающихся досок и грохочущий рык, словно какие-то гигантские существа пытались проломиться из трюма на палубу. Гримнир испуганно прижал крылья к туловищу и угрюмо уставился на флагман: видимо, скорая встреча с дальними родственниками его не слишком-то радовала.
— Тихо! — рявкнул Альмир. — Офицеры, сюда!
На его зов сразу же откликнулись пятеро в форме с золотыми шнурами.
— Она, — Альмир указал на меня, — сейчас вызовет дождь. Распределите своих людей вдоль кораблей. И зовите меня, когда драконы начнут выбираться.
Офицеры дружно кивнули, и Альмир хлопнул в ладоши. Над его руками тотчас же засветился рой алых огоньков и окутал офицеров легким туманом.
— Просто поднимите руку вверх, — сказал Альмир. — И я к вам подбегу.
Офицеры снова кивнули, а Альмир толкнул меня в бок.
— Чего стоишь, душа моя? Нам нужен дождик, да посильнее.
Я послушно кивнула. Где там мои тучки, где мои милые?
Мне казалось, что облака, которые сейчас сбегались на мой зов, были живыми существами. Одинокие и никому не нужные, они летали по свету, пытаясь найти приют и защиту, но никто не заботился о них, никто даже не подозревал, насколько сильно они нуждаются в понимании и тепле.
У меня было это тепло, и я готова была поделиться с ними. Сделать так, чтобы они никогда больше не чувствовали себя одинокими.
И они тоже чувствовали это — и летели ко мне, спеша согреться.
Рассвет, который занимался над Великой Тхосной, угас в наплывающих тучах. Воцарившаяся тьма была густой и плотной, и в ней особенно отчетливо слышался грохот ломаемых кораблей.
Чудовища выбирались на волю. Чудовища шли сеять смерть и разрушение.
— А хрен вам во все рыло, — негромко сказала я и сжала в кулак выброшенную к небу руку.
По сравнению с той бурей, которая развернулась над столицей, недавняя гроза казалась шуточной разминкой. Я моментально промокла до нитки, ослепла и оглохла от сотен молний и пушечных выстрелов грома и с трудом держалась на ногах: потоки воды почти сбивали меня с набережной в реку. Тучи становились все плотнее, опускались ниже и ниже, и на какой-то миг мне стало страшно.
Но чудовище, которое вырывалось из трюма флагмана, тоже опешило. Огромный корабль качнулся, и, словно в замедленной съемке, палуба вдруг вспучилась уродливым горбом, а потом разлетелась во все стороны, выпуская темное драконье тело.
В сверкании молний дракон производил чудовищное впечатление. Он был поистине гигантским, и мне показалось, что он состоит из тысяч крыльев и сверкающих глаз. Гримнир, который на его фоне выглядел котенком, заскулил и принялся отползать в сторону. Люди в оцеплении замерли от ужаса.
А я стояла, не в силах пошевелиться, смотрела, как с неспешной величавостью разворачиваются крылья, рассыпая позолоту, и в голове стучала одна-единственная мысль: это кино, Полинка, это кино…