- Эта связь наверняка есть, - уверенно кивнул королевский дознаватель. – Начнем с того, что дело о передаче опеки проиграли два близких родственника Нель ди Веррей. Тетка девочки по материнской линии из Верстена, и двоюродный брат девочки. Тогда ему было около тридцати, и он служил коронером в Лаунгте. Уважаемый человек.
- И кто же оказался опекуном? – Спросил маркиз и тут же заглянул в газету. – Барон ди Рёх. Кто он?
- Во всех отношениях темная личность. Если говорить о степени его родства к девочке – троюродный дядя. Причем, родственник – не он. Его умершая жена была троюродной тетей Нель. Но опекунский совет в Верстене признал за ним право взять опеку над девочкой.
- Странно, - маркиз встал с кресла и задумчиво прошелся по комнате. Потом опять взял в руку газетный листок.
Кевин пошуршал бумагами и протянул ему отпечатанное крупным планом портретное изображение девушки.
- Вот, смотри. Мы запросили документы, какие были у монахинь из Северной провинции. Нель жила там последние шесть лет. Дядюшка пристроил.
Ди Гиль с любопытством вгляделся в лицо незнакомки – мягкие губы, полуулыбка, глубокие глаза, в которых утонула грусть. Где-то в груди неровно стукнуло сердце. Маркиз застыл, боясь оторвать взгляд. Вдруг показалось, что она сейчас вздохнет, посмотрит на него и может быть, рассмеется. Или покажет язык…
- Эр, ты ее знаешь? – Нахмурившись, окликнул его Кевин.
- Нет, впервые вижу. – Эрлай пожал плечами и отложил листок. – Что ты намерен дальше делать?
Кевин вздохнул.
- Твоя версия с молодым человеком упирается в один факт. Два месяца назад, кстати, в тот день, когда она исчезла, ей исполнилось девятнадцать лет. По закону наследования, принятого королем Альприком, дети из древних родов не подчиняются общепринятому закону об опеке.
- В девятнадцать наступает первое совершеннолетие.
- Именно так. И с этой даты, Нель ди Веррей имеет право вступить в наследство. Вернее, ровно через месяц после дня рождения.
Маркиз взволнованно мотнул головой.
- А вместо этого она сбегает из дома.
- Вот и я о том же. Напрашивается разумный вывод – ей угрожала опасность и исходила она из ее же собственного дома.
*
Ах, королевский дворец! Огромная площадь, вокруг которой бело-жемчужно взвились пики башен – с лепниной, окнами, сверкающими, точно начищенный хрусталь.
Рядом с площадью, по широкому проспекту проносились богатые кареты с гербами. Нель внезапно почувствовала, как защемило сердце. А ведь сейчас вокруг нее жизнь – ее жизнь, украденная опекуном. У нее тоже есть герб, который мог бы красоваться на ее собственной карете. А еще она могла бы гулять вдоль этого проспекта в нарядном платье, с легким зонтиком в руке, и не просто заглядывать в окна шикарных магазинов, а смело входить внутрь и бесконечно капризничать, выбирая и копаясь в шелковых одеяниях.
Нель остановилась и сердито встряхнула головой. Глупая. Разве в этом счастье? В шелках, в бестолковой беготне по богатым лавкам? Счастье – это свобода. Пусть в простом платье и сидя за скромным столом. Но без страха и опасности.
Нель осторожно повернула голову к стеклянной витрине с полочками, искрящими алмазными драгоценностями. А за этими полочками отражалась она, в личине юного паренька. В личине, скрепленной заклинанием благочинной Ефимии.
Паренек был так себе. Худосочный, узкоплечий, с вихрастым чубом и колючими глазами. Нель пригляделась к себе. Глаза! Как с ними трудно. Они очень неохотно подчинялись заклинанию. И оставались почти такими же, как и у Нель ди Веррей. Она уже думала о том, чтобы начать носить очки в грубой оправе, чтобы слегка исказить контуры век.
На главной королевской башне гулко отбили часы. Нель вздрогнула и быстрым шагом потопала вперед. Идти несколько минут. Пересечь две улицы, пройди дворами между солидных домов, у дверей которых стоят мажордомы, и совсем рядом будет небольшой особнячок – аккуратный и спрятанный не только высоким чугунным забором, но и потаенными артефактами.
Дом принадлежал виконту ди Флами – отчаянному дуэлянту и гуляке.
Но иногда на аристократа нападала хандра, причем такая, что хоть волком вой. И вот в такие дни, в богатых покоях особняка появлялись нищие, бродяги всех мастей, падшие дамы с позорными болезнями, убогие, подобранные на паперти. Голодных в доме виконта кормили, а больных – лечили.