Ли прижал меня к стене дома и как будто приподнял над землей. Казалось, мои ноги отрываются от мостовой и я воспаряю в воздух. Он целовал мой подбородок, шею. Целовал жадно, так голодный набрасывается на еду, и в какой-то момент мне стало страшно, как бы этот голод не завел нас слишком далеко.
— Прекратите немедленно! Нечестивые! Такое бесчинство на освященной земле! — прогремело за спиной у Ли.
Он оторвал губы от моей шеи и поставил меня на землю.
Перед нами стояла монахиня, красная от гнева, и яростно потрясала метлой. Ли взял меня за руку и увел прочь. Нам в спину летели проклятия. А мы растворились в городской суете.
Город был пестрый, звонкий и пахучий. Аромат свежего хлеба мешался с вонью застоялой воды, а иногда и запахом резкого парфюма. Я глядела на все как будто сквозь туман. Ли крепко сжимал мою руку. И явственнее всего до меня долетали запахи мха, фиалок и сена. Остальные воспринимались смутно. Люди оборачивались нам вслед и смотрели, конечно, на Ли. Он только дежурно улыбался. Теперь он напоминал мне замороженного Пола с его постоянно застывшим лицом.
Мы зашли в кофейню, выпили кофе, закусили медовым тортом и пошли гулять по городу. Рука в руке. На берегу реки нашли укромное место, где никто нам не мог помешать. Ли еще раз рассказал мне о защитных способностях эльфов: рычании и необычной силе. Вот, собственно, и все. Ну, еще эльфийская скорость и мелкие превращения. Магия эта далеко не всесильна. От недостатка солнечной энергии магическая сила ослабевает. Эльфы, в отличие от полуэльфов, могущественнее и искуснее в магии: они умеют меняться в размерах, вырастать или уменьшаться, стареть или молодеть, даже становиться невидимыми для человеческого глаза. Могут летать, когда уменьшаются до размеров стрекозы. Как Эмон тогда на пруду в Шервудском лесу. Ли этого не умел. Как полуэльф, он был одарен способностью карабкаться по отвесным стенам и исключительной прыгучестью. А вот превращаться в кого-то другого уже не мог.
— Люди не слышат эльфийское рычание, — говорил Ли, — ты опять-таки исключение.
— Это все благодаря нашим отношениям? — уточнила я, срывая маргаритку.
— Скорее у тебя есть особые способности, — отвечал Ли, также срывая цветок и передавая мне.
— Все тот же вопрос: кто же я? Что я за существо? — вздохнула я.
— Это неважно, Фелисити Морган, кто ты такая, — Ли обнял меня за плечи, — ты предназначена мне судьбой.
— И что это значит, мистер Фитцмор? Звучит так, будто у тебя договоренность с моим отцом, у которого ты меня покупаешь, как корову.
— Поверь мне, Морган, ты значительно ценнее коровы.
И он снова меня поцеловал.
В замок мы вернулись уже в сумерках. По коридорам бегали слуги, суетились лакеи и горничные.
— Что случилось? — Ли остановил одного из слуг.
— У княгини приступ и нервный срыв. Новый врач не смог помочь ей снадобьями из глаз угря, лягушачьей икры и свежей крови.
Слуга увидел гримасу отвращения на моем лице и продолжал:
— Княгиня терпит страшные боли. И это зелье один раз ей помогло. По крайней мере больше, чем предыдущее — из пиявок и птичьих глаз. А вы что — тоже врачи? Вы что-нибудь понимаете в лекарствах и болезнях?
Глаза и пиявки? Чем страдает эта женщина, что добровольно принимает такую дрянь?
Ли положил руку мне на плечо.
— Моя невеста просто устала и проголодалась. Можно раздобыть что-нибудь поесть?
— Ах, ваша невеста! — лакей посмотрел на меня с интересом. — А позвольте спросить… А впрочем, ладно, забудьте. Пойду поищу для вас какой-нибудь еды в этот поздний час.
Ли повлек меня по направлению к нашей комнате.
— В чем дело? — возмутилась я.
— Не знаю. Только что-то тут не так. Этот лакей собирался поинтересоваться, девственница ли ты. В последний момент спохватился и вспомнил о приличиях. Княгиня Элеонора, судя по всему, больна гораздо тяжелее, чем предполагалось.
— Она принимает такую гадость! Неудивительно, что она больна!
— Ты не поняла, Фей. В восемнадцатом веке медицина еще не развита. Это не наука, это знахарство. Считается, что болезнь некоторых внутренних органов можно исцелить с помощью этих же органов, если изготовить из них снадобье. Для этого иногда даже детей используют.
— Что? Это что, сатанизм?
— Отчасти. Церковь осуждает такие манипуляции. А люди все равно верят, что невинная душа способна изгнать злого духа или демона.