Она поднялась на ноги с некоторым трудом, потому что Чиура, напуганная поведением старших девочек, не хотела отпускать свою “маму Яну”.
— Если он нас увидит, — сказала Кетала, — мы мертвы. Ты это знаешь?
— Я знаю, — ответила Яна, стараясь справиться с дрожью в голосе. — Но я должна идти. Она забрала меня из Анъяга.
Она с упреком взглянула на Кеталу:
— Если хочешь, можешь остаться. Может, госпожа не освобождала тебя из дома диди Бадини? Или, может, ты уже забыла об этом?
Но Кети уже была на ногах.
— Ты идиотка, Яна, — вздохнула она, — но я не могу отпустить тебя одну творить твои глупости. Я уже давно привыкла заботиться о вас, малышах. Пошли. Пусть нас убьют, если ты этого так хочешь. Только давай оставим Чиуру здесь. Ему не надо знать оней .
Но Чиура только крепче обхватила Яну за шею, когда та попыталась поставить ее на пол: лицо девочки сморщилось, что служило верным признаком итого, что она сейчас завизжит.
— Хорошо, хорошо, — быстро успокоила ее Яна, — ты можешь остаться со мной. Но ты должна вести себя очень тихо, понимаешь? Тихо, как гурри-гурри, как тень, как будто тебя тут и вовсе нет. Или тебя Флейтист заберет.
Для Чиуры Флейтист был только страшной сказкой, которой ее пугали, когда хотели добиться от нее послушания, как и Черный Старик, который жил в самом глубоком руднике и ел на завтрак маленьких девочек, так что эта угроза заставила ее замолчать, но не напугала до слез.
Акорна действительно была в саду, куда удалилась под бдительным надзором Хафиза Харакамяна, чтобы отдохнуть от шума и светской болтовни поговорить с некоторыми гостями Дельзаки Ли о более важных для нее вещах.
— Это не только светский прием, — объяснял им всем Дельзаки Ли. — Это проверка. Мы должны говорить мало, слушать много, пытаться найти источник наших проблем с правительством. Может быть, глава Департамента Общественного Строительства скажет: “Это не мое решение, милая леди, но спикер Совета предупредил, что будет не слишком мудро для меня как для фигуры политической продвигать проект, воплощения которого в жизнь кое-кто не желает”. Или, может быть, спикер Совета скажет: “Мы должны защищать интересы стекольного производства и других областей индустрии”. И тогда мы скажем: ага! Это указывает на стекольные заводы Тондуба. Как вы понимаете, это только пример, — почти мурлыкающим голосом проговорил мистер Ли. — Не ожидайте, что источником сопротивления окажется именно Тондуб. Я уже перекупил нескольких судей и чиновников, подкупленных Доркамадианом Тондубом. Это дешевый человек — не платит рабочим и даже взятки дает мелкие. Но, может быть, вы найдете какую-то другую нить. Слушайте! Слушайте! А если вам придется говорить, будьте очень осторожны — но делайте многозначительные намеки.
— Почему? — спросил Пал.
— Как? — спросил Калум, который казался более заинтересованным, чем встревоженным.
— Намекните, что судьи берут взятки. Что политиков выдвигают на посты заинтересованные индустриальные компании. Что “слуги закона” в первую очередь служат Флейтисту. Посмотрите, кто занервничает при этих словах, потом смените тему. Все здесь хотят выглядеть респектабельными, хорошими людьми, которые подчиняются федеральным законам и законам Кездета. Но некоторые только притворяются таковыми. Не бойтесь нападать, дети мои, — он улыбнулся ангельской улыбкой. — Кто-то уже боится и ненавидит нас. Будьте милосердны. Дайте ему причину ненавидеть и бояться нас.
Акорна не чувствовала в себе особых талантов в отношении оскорблений, так что она следовала первому совету Ли и слушала. Однако она сомневалась в том, что ей удастся узнать что-то из этого конкретного разговора — разве что “Индюк” Тондуб соответствует своему прозвищу, и что Тумим Виггерс, глава Департамента Общественного Строительства, и политик Видра Шамали очень хитры и не пойдут ни на какие уступки. Все три представителя социальной и политической элиты Кездета с удовольствием разгуливали по саду Ли с очаровательной молодой леди, хотя у этой леди и был странный вырост посереди лба. Акорна последовала еще одному совету Ли и, вместо того, чтобы скрывать свои отличия от других людей, подчеркнула их. Облегающее платье из паучьего шелка с Иллика подчеркивало ее стройную фигуру с плоской грудью; спирать из драгоценных камней украшала ее рог. Результат был именно таким, какой и предсказывал Ли: бросив на нее несколько удивленных взглядов, высший свет Келталана сделал вывод, что то, что так явно выставляют напоказ, наверняка не физическое отклонение, а причудливое украшение. (“Это фича, а не бага, — сардонически заметил Калум и прибавил в ответ на удивленные вопросы: — Так говорили на Земле в давние времена. Я не совсем уверен в том, что знаю, что это значит.”)
К сожалению, игривый тон “Индюка” и Тумима дал Акорне понять, что она не добьется здесь никаких результатов; этот разговор утомлял ее и вызывал желание развернуться и пнуть их острым копытцем туда, где они лучше всего ощутят эффект этого пинка. Что же до Видры, она, по крайней мере, не сопровождала беседу сальными взглядами и попытками потрогать Акорну — однако ее надменность тоже не вызывала у девушки ни малейшей приязни.
В данный момент все трое радостно “объясняли” Акорне, почему уничтожить практику использования детского труда на Кездете невозможно, и почему наниматели должны считаться скорее добрыми опекунами, чем рабовладельцами.
— Конечно, на стекольных фабриках есть дети, — говорил “Индюк” Тондуб. — У печей работать жарко, рабочим нужно приносить воду: дети делают это.
— Я видела маленького мальчика, который бегал у печей с семифутовым железным прутом, на конце которого было расплавленное стекло, — заметила Акорна.
Тондуб мысленно напомнил себе, что нужно будет разобраться с охранниками, которые позволили войти на фабрику этой хорошенькой девчонке. Она не просто раздавала сандалии: она еще и кое-что замечала . Он, что называется, отступил за вторую линию обороны.
— Увы, да: у нас бывают и проколы. Моя дорогая, вы должны понять, что на Кездете тяжелое экономическое положение. Нашим людям приходится работать, чтобы есть. Что делать, если родители приводят на фабрики своих детей и умоляют дать им работу? Неужели мы должны позволить им голодать?
— Не стоит приукрашивать правду, Тондуб, — заметила Видра своим жестким голосом. — Стекольная индустрия Кездета требует детских рук. Взрослые не могут бегать так быстро, а расплавленное стекло может остыть. Если Тондуб и ему подобные не будут нанимать детей, то бедные семьи будут голодать, а на предприятиях снизится производство продукции.
— Это верно, — более оживленно проговорил “Индюк”. — Доходы могут упасть почти на тридцать процентов. У меня есть обязанности перед держателями моих акций: думаю, вы понимаете меня.
— Да, нанимать рабочих, которым нужно платить и к тому же обеспечивать их медицинской помощью, действительно дорого, — улыбнулась Акорна, соглашаясь. — И все-таки большинство владельцев заводов идет на это.
Ей подумалось, что она все-таки сможет последовать совету Ли и перейти в наступление.
— А что не так с Кездетом, почему вы не можете управлять фабриками, не используя рабского труда?
— Ну-ну, дорогая, не преувеличивайте, — посоветовал Тумим Виггерс. — Вы молоды, вы чужая на нашей планете и не понимаете многого в нашей жизни; возможно, эти террористы из Лиги Детского Труда уже успели наговорить вам своей пропагандистской чуши. Дело в том, что те немногие дети, которым приходится работать на заводах и фабриках Кездета, содержатся в прекрасных условиях. Их кормят, за ними ухаживают, и все это за счет нанимателей; они проходят бесплатное обучение, а то, что они зарабатывают, отсылают домой, чтобы помочь их возлюбленным родственникам. Если вы пошлете группу инспекторов Федерации на любую из наших фабрик, то, я уверен, дети предпочтут убежать и спрятаться, только бы их не увезли оттуда! Понимаете, они любят свою работу, и мы сами для них как вторые родители.
— Возможно, — согласилась Акорна. — Я понимаю, некоторые родители тоже бьют своих детей.