Меня никто не называл «малышкой». Мне всегда казалось, что словцо отдает пошлостью, но сегодня оно так не звучало. Я обняла его за талию и прижалась щекой к широкой груди. Ой, как хорошо-то. Под моей щекой ускоряло свое биение сердце. Даже через одежду я чувствовала приятную щекотку.
«Интересно, а он тоже чувствует ее?» - Ветер фыркнул мне в макушку.
Снова стало уютно рядом с ним. Дыхание его участилось и сильные руки крепче прижали меня к твердой груди, а подбородок лег мне на макушку. Мне так приятно было гладить его руки – крепкие, мускулистые. М-м-м… Столько великолепия рядом со мной никогда не стояло. По телу разливалось непонятное тепло.
«А вдруг он подумает, что я какая-нибудь вертлявая финтифлюшка из-за того, что разрешила ему меня обнимать на втором свидании?»
Ветер отодвинул меня от себя и, сдвинув брови, спросил:
-- Что такое «вертлявая финтифлюшка»?
-- А говорил, что в голову больше не полезешь! - Я надула губки. – А «вертлявая финтифлюшка» – это легкомысленная девица.
Пояснение он понял, стал серьезней и, чеканя каждое слово, сердито сказал:
-- Никогда. Слышишь? Не думай о себе, как о финтифлюшке! Ты не такая! – Он с жаром принялся мне меня же защищать! – Даже, если мы позволим себе… вольности, то это будет наше обоюдное решение. И никого оно не касается! – Он снова привлек мою тушку к себе.
Не знаю, сколько мы так стояли, но мы не хотели отпускать друг друга. Потом я подняла немного растерянные глаза к нему и встретилась взглядом с теплой сталью глаз. Он медленно наклонялся ко мне. Ниже… Ниже… Дыхание мое сбилось и вот уже его губы рядом с моими… От нахлынувшего, непонятного пока мне состояния, я сама потянулась к нему и я почувствовала нежный поцелуй в губы. Словно бабочка коснулась моих губ. Я ответила…
Золтан чуть отстранился от меня, глядя с нежной улыбкой, как бы спрашивая разрешения. Я боялась пошевелиться, а ветер все еще стоял, склонившись над моим лицом в ожидании. В следующий момент он жадно припал к моим губам. В голове моей все завертелось, тело перестало слушаться, ноги начали предательски подкашиваться. Одним движением, не отпуская губ, меня подняли на руки. Я обвила его шею своими тонкими руками и пальцы сами переплелись с золотом волос.
Ветер пил меня, как воду. Жадно… Мои пальцы плутали в его распущенных волосах, а мы никак не могли оторваться друг от друга. Наконец он отпустил мои губы и я смогла открыть глаза. Мы оба были опьянены этим первым поцелуем, а ветер все держал и держал меня на своих сильных руках. Я перебирала пальчиками его золотистые волосы, гладила по голове, а потом прижалась щекой к его плечу, обнимая за шею.
Глава 4. Как много можно узнать того, чего можно было бы и не знать вовсе.
Ветер, сел на мою кровать и я оказалась у него на коленях, как в колыбели. Мои глаза, наверное, говорили ему многое, чего нельзя объяснить простыми словами. Сколько нежности, радости, благодарности передавал ему мой взгляд. Он разомкнул руки и погладил меня по голове, потом провел пальцами по лини подбородка и нежно поцеловал в уголок губ.
-- Я так долго мечтал об этом, - сдавленным голосом произнес ветер, прикоснулся губами к моим волосам и снова прижал меня к своей широкой груди, вдыхая мой аромат.
-- Но мы же знакомы всего несколько дней, - не поняла я.
-- Это ты со мной знакома четыре дня, а я уже пять лет смотрю на тебя, как на что-то прекрасное и недоступное, - он снова провел ладонью по моим волосам.
-- Пять лет?! – Я задохнулась от неожиданности.
-- Ну, да… - ветер не понял, чего это я так заверещала. - Пролетал случайно у твоего балкона в день твоего пятнадцатилетия и впервые увидел тебя в шелковом желтом платье. Ты была вся такая солнечная… С тобой были две девочки – одна с тебя ростом, а вторая повыше. Я тогда засмотрелся на тебя и так больно врезался в дерево, что чуть не появился перед людьми от боли, - засмеявшись, он почесал лоб.
-- Пять лет ты за мной следил? – Я была удивлена и ошеломлена такой новостью! – Постой-ка, - я уставилась на ветра, прищурив глаза. – Так я пять лет ни с кем не могла познакомиться по твоей инициативе?
Я вихрем слетела с его колен, бросила на него испепеляющий взгляд и принялась мерить комнату быстрыми шагами, стараясь о чем-то подумать, но все мысли покинули мою бедную головушку. Эта рыжая противная зараза пять лет портила мне жизнь! Пять лет! Самые интересные годы, когда влюбленность бьет по голове, ни о чем не спрашивая! Когда гормоны вырываются из растущего организма фонтанами! Самое интересное время для всех ошибок, которые только возможно совершить.
-- Пять лет я считала себя изгоем, с которым все парни и поговорить-то боялись! Ты понимаешь? Я все время думала, что это со мной что-то не так и потому они меня бросают! А это меня, такую замечательную, таким образом охраняли? Аааааа! Твою дивизию! – Я схватилась обеими руками за голову и снова бросила на Золтана недобрый взгляд. – Что? Доохранялся до того, что у меня развился комплекс собственной неполноценности! – Уставившись на него страшными глазами, в которых читалось: «Убью! И меня оправдают!»
Бедный ветер сидел на кровати такой весь виноватый-виноватый, несчастный-несчастный и не знал, что сказать. Так ему и надо! Он теперь казался таким маленьким. А меня оказалось та-ак много! Я стояла над ним подобно скале, уперев руки в бока. Какая там щекотка – у меня искры из глаз, наверное, так и сверкают. Жаль, что не могут поджарить его тощий зад! Золтан хотел как-то оправдаться, но слишком уж грозная я сейчас была.
-- Для себя берег? – Потребовала ответа.
-- Да, - тихо подтвердил он. – Я тебя давно люблю. Надо мной все братья смеются, а мне все равно.
-- И много у тебя братьев?
-- Три старших брата. Я самый младший.
-- И самый умственно вредный! – Заявила я, ткнув в него указательным пальцем.
-- Неа. Они говорят, что я просто умный, - виноватая улыбка не сходила с мордахи этого собственника.
-- И какое же у них мнение о том, что ты мне пять лет жизни не давал? – Ух, грозна же я в гневе! Сама себя боюсь!
-- Говорили, что все это ни к чему. Что нам нельзя связывать себя серьезными отношениями с людьми.
-- Чтоооо? Почему?
-- Мы живем долго, а у людей век короток, хотя можно удлинить людской век…
-- И сколько же тебе лет, дитятко? – Мне было страшно услышать ответ.
-- Девятьсот шестьдесят два, - робко прошептал ветер.
Всё. Добил! Я запустила в волосы обе свои пятерни и взбила их, как будто это может в данный момент освежить мои кипящие мозги. А выглядит-то как мой ровесник! Дисфункция моей мозговой деятельности была на лицо и на лице.
-- Мать моя! – Я плюхнулась в соседнее кресло. – Дяденьке тысяча лет без малого, а он с двадцатилетней девчонкой решил связаться! Тебе что, своих, тысячелетних, не хватает?
Ветер готов был провалиться сквозь землю, а не взлететь в свои облака. Он глядел на меня глазами нашкодившего щенка. Еще немного и из серых глаз прольются ручьи, нет, реки слез раскаянья. И пусть льются! Пусть он знает, каково жить с думами о том, что ты недоженщина!
-- Я тебя люблю. – Пролепетал он. - Если смотреть по человеческим меркам, то мне двадцать три-двадцать четыре года. Я не намного старше тебя!
В окно постучали. Что?! В окно ШЕСТОГО этажа постучали? Мои мозги полностью себя дискредитировали. Глаза отказывались возвращаться в свои орбиты. Я открыла штору и увидела улыбающегося черноволосого парня, висевшего у меня за окном. Глюк! Хи-хи! Открыла фрамугу с вытаращенными глазами, посмотрела на позднего гостя, который висел за моим окном и не прекращал обворожительно улыбаться. Еще один! Жестом руки, с полупоклоном, разрешила ему влезть в окно. Странный гость ловко вскочил на подоконник и, легко спрыгнув на пол, уселся на подлокотник кресла, в котором съежился Золтан. Я выразительно перевела взгляд на ветра, требуя ответа.