– О, Боже, – прошептала она. – О, Господь на небесах, спаси нас. – А холодная мысль, все еще плавающая у нее в голове, заставила ее добавить: – И не дай мне осрамиться в битве. – Она сдержала рыдание. Эбба так гордилась тем, что мужчины считали ее своей. Что с ней стало за последние несколько часов?
– Нет! – произнес кто-то.
Она обернулась и в двадцати шагах увидела Магнуса Карлссона. Рейтар так тесно прижался к остаткам стены и так закутался в плащ, что она не заметила его.
Его глаза сверкали каким-то светом, который обычно не был заметен. На мгновение одна из блестящих точек исчезла – он подмигнул ей.
– Молитесь, как настоящий солдат, – прошептал Магнус. – Мое почтение, ваша милость. Только вот правильный вариант такой: «О, Господи, не дай мне усраться, а если это все же произойдет, то сделай так, чтобы другие не заметили».
Несмотря на снедающий ее страх, Эбба не могла не улыбнуться.
– Эбба, – поправила она его. – Все зовут меня Эбба, Магнус Карлссон. Почему ты так настойчиво называешь меня «ваша милость»?
Магнус молчал довольно долго.
– Вы позволите мне говорить откровенно, ваша милость? – спросил он наконец.
– Да, разумеется…
Магнус откашлялся.
– Если бы я называл вас Эббой, то обязательно попытался бы поцеловать вас, ваша милость. Я никогда еще не целовал товарища, и уж тем более – офицера, и мне было бы неловко начинать теперь.
Эбба не знала, что и сказать. Магнус, впрочем, похоже, ответа и не ждал. Она представила, каким пунцовым стало его лицо, и не знала, что ее больше тронуло: признание того, что она ему нравится, или же то, что он назвал ее товарищем. Она услышала, как он снова закутался в плащ, и отвернулась. «А как бы ты поступила, если бы это тебе сказал Самуэль?» – вновь появилась холодная мысль; только это была уже не та, прежняя мысль, а другая, которая теперь не внушала страха перед битвой, но чего-то хотела – прикосновения, поцелуя… торопливого, грубого, пылкого, совершенно животного совокупления. От внезапного желания у нее перехватило дух. Самуэль? Мужчина?! Она слышала, что в ночь перед битвой солдаты выстраивались в очередь перед палатками лагерных проституток, но не могла себе такого представить. А сейчас… Требует ли равновесие, которое держит все на одном уровне, чтобы близкой смерти противопоставлялось самое жаркое проявление жизни, какое только бывает – единение двух людей в акте любви? Но затем ее мысли поползли дальше, к Кристине, и старая жгучая любовь наполнила ее сердце, и она почти ощутила, как к ней прижалось мускулистое тело, почувствовала поцелуи на шее и груди, запустила пальцы в волосы Кристины, ощутила, как ее губы опускаются дальше, туда, где поцелуи посылают в ее тело волны раскаленного желания, и ее мозг превратился в арену взрывающихся чувств…
– Эй! Ваша милость!
Эбба растерянно заморгала, не понимая, как ощущения смогли так быстро вырвать ее из действительности. Она повернулась к Магнусу и еще больше растерялась, когда заметила, что она так вспотела, как еще никогда не бывало в постели с возлюбленным.
– Что?
– Вам дурно, ваша милость?
– Нет, – нежно прошептала она. – Нет, товарищ.
– Хорошо.
– Магнус Карлссон!
– Да, ваша милость?
– Напомни мне подарить тебе поцелуй, если я выживу.
– Охотно, ваша милость.
– Магнус! Я не знаю, что делать, если они атакуют.
Она услышала шорох: он развернул плащ, набросил его на плечи и подполз к ней.
– Ты знаешь, как заряжать мушкет, ваша милость?
– Да.
– Они двинутся в атаку широкой цепью, это обычная тактика. Ротмистр даст нам команду открыть огонь. Мы будем стрелять, когда они подойдут ближе, чем на пятьдесят человеческих ростов: опыт говорит, что тогда хотя бы половина наших пуль в кого-нибудь да попадет. Нужно целиться в лошадей, тогда вероятность попадания гораздо выше, а если они упадут, то большего и не надо. Всадник, который на полном скаку слетает с лошади, уже не встает. Мы стреляем из двух мушкетов. Затем стреляет вторая линия – она стоит у нас за спиной, на груде развалин. Они дают залп только один раз: тогда у них остается еще по два выстрела на тот случай, если враг перейдет через стену. Мы тем временем снова заряжаем по одному мушкету и делаем по два выстрела каждый. Если это не убедит противника, что здесь стоит как минимум половина армии, то я тогда даже не знаю.