– Нет! – громко и четко заявила Агнесс.
Александра вздрогнула. У нее начался тик.
– Убери оружие, Александра! – прогремел голос Агнесс.
– О боже, мама…
– УБЕРИ ЕГО!
– Я… не могу. Я убью… это… чудовище…
– Неужели ты хочешь, чтобы именно эта картина вставала у тебя перед глазами, когда ты будешь вспоминать о прощании с отцом? Как голова отца Сильвиколы разлетается на куски?
Александра задрожала.
– Что? Что?
– Убери оружие, дитя.
– Но…
– Я прощаю его, Александра. Я прощаю его. Ведь именно меня он все время хотел уничтожить. Это мое дело. Я прощаю его.
– Но папа… – Александра так горько зарыдала, что ствол мушкета заходил ходуном. – Но папа… О боже, папа-а-а… Мне так больно…
Вацлав подполз к Александре, схватил мушкет и потянул его дуло вверх. Но у Александры больше не осталось сил, чтобы нажать на спуск. Она без сопротивления выпустила мушкет из рук, упала на бок и свернулась клубком. Ее плач был одним долгим хриплым криком, и каждый отдельный звук вонзался в сердце Вацлава. Лицо отца Сильвиколы перекосилось.
Агнесс выпрямилась над телом Киприана. Она посмотрела иезуиту в глаза.
– Я прощаю тебя, – твердо заявила она. – Сегодня и здесь все кончается, но не смертью. Смерть – это только перерыв. Настоящий конец – это прощение. Я прощаю тебя, Джуффридо Сильвикола.
– Ты не можешь простить меня! – закричал иезуит, и потрясенный Вацлав увидел, что в его глазах стоят слезы. Голос у него сорвался, и он, шатаясь, встал. – Ты не умеешь прощать. Только Бог может прощать, но не ты! Ты… ты дитя дьявола… Я проклинаю тебя. Я проклинаю тебя. Ты не умеешь прощать! Я прокли…
Кулак Вацлава угодил ему между глаз, он ударился спиной о стену и сполз по ней вниз. Глаза у него закатились. Вацлав наклонился и схватил его за шиворот.
– И тем не менее, – услышал он тихий ответ Агнесс, – я умею прощать. Такими Бог создал людей. Мы способны проклинать, и мы способны прощать. Все зависит от нашего решения. Это равновесие.
Вацлав забросил бесчувственного иезуита себе на плечо.
– Я отнесу его в церковь. Он пятнает это место.
– Он просто ребенок, – возразила Агнесс. Ее голос сорвался. – Дитя этой войны. Ничего более.
Вацлав посмотрел на нее. Ее взгляд терялся в небытии, но выражение лица было спокойным. Тяжело ступая, он понес свой груз прочь из монастыря.
31
Когда Эбба и Альфред подошли к стене, бой действительно уже закончился. Драгун согнали к внешней стороне укреплений. Они стояли повесив головы и отдавали свое оружие. Внутри монастырского двора черные монахи занимались тем, что ходили между неподвижными фигурами, закрывали покойникам глаза и шептали молитвы. В этом им помогали несколько иезуитов в своих обычных сутанах и шляпах. В стороне пленники укладывали в ряд трупы, над которыми уже прочитали молитву. Большинство из них составляли драгуны, но Эбба заметила среди них и три или четыре черных рясы, и… и…
– Господь на небесах, – прошептал Альфред и так резко остановился, словно налетел на стену.
Эбба узнала бы каждого смоландца в лицо, даже на большом расстоянии, такими близкими они стали для нее за прошедшее время. Они все лежали в ряд: Магнус Карлссон, Бьорн Спиргер, остальные. Под знаменем с гербом Смоланда лежал изуродованный труп Герда Брандестейна, который кто-то, должно быть, извлек из груды камней. Она не могла сдвинуться с места. А где же…
И тут она увидела Самуэля. Он сидел, прислонившись к стене и вытянув ноги. В руках он сжимал разорванные остатки синего знамени. Ее сердце отчаянно забилось, и она чуть не закричала от радости. Спотыкаясь, она подобралась к нему и опустилась рядом с ним на колени.
Самуэль повернул голову и устало заморгал.
– О боже, что я натворила? – прошептала она. – О боже, Самуэль, что я наделала?
– То, что и должна была сделать, полагаю, – ответил Самуэль.
Голос у него был ровным, но тихим.
– Не следовало нам приходить сюда. Мы могли бы просто повернуть назад и не вступать в бой.
– Но ты ведь хотела получить библию дьявола для королевы…
– Мы могли бы забрать себе копию. Как Кристина заметила бы разницу?
– Но ведь ты заметила!
– Ничего, пережила бы как-нибудь.
– Если бы мы поджали хвост перед драгунами, мы не смогли бы освободить Агнесс и Александру.
Альфред преклонил колени рядом с ней и прижал кулак к груди.
– Привет, Самуэль, – сказал он.
– Здравствуй, Альфред. Смоландцы всем утерли нос, верно?
– Как всегда, ротмистр. – Кулак Альфреда дрожал.
– А оно того стоило, Альфред?
– Они все в безопасности. До единого. – Альфред откашлялся раз, а затем и другой. – Киприан Хлесль… его подстрелили.