– Проводи этих людей в мои палаты и проверь, чтобы они аккуратно поставили сундуки. Затем иди с ними к кораблю и разыщи мою горничную. Пусть разберет гардероб и позаботится о том, чтобы матросы получили приличное вознаграждение.
Паж смиренно кивнул; матросы просияли и, широко улыбаясь беззубыми ртами, сказали:
– Тысяча благодарностей, графиня, ваше светлейшее величество, принцесса!
Эбба не обратила на них внимания. Она бегло осмотрела свою одежду, которая всю поездку пролежала в сундуке, дожидаясь момента возвращения домой, вздохнула по поводу неизбежных помятостей и немного покружилась на месте. Один из стражей убрал руку с алебарды и указал ей на поясницу, и Эбба завела руки за спину и несколько раз дернула за кромку жакета, пока тот не лишился складок. Страж подмигнул ей, и она ответила ему тем же. Затем распахнула двери, быстро прошла до середины зала, услышала, как затихло приглушенное бормотание, нервно сглотнула и почувствовала, что лицо ее покраснело, как спелое яблоко. Она повернулась к небольшой группе роскошно одетых женщин, в окружении которых стояла королева Кристина, и присела в глубоком реверансе. Ее сердце колотилось как сумасшедшее. Еще несколько церемониальных мелочей, и она покинет этот зал и наконец сможет вкусить поцелуи, о которых мечтала, когда корабль еще только пришвартовывался, насладиться прикосновениями, которых ей так не хватало и которые она тщетно пыталась заменить касаниями собственной руки в темноте ночи. Она посмотрела королеве в глаза и постаралась сосредоточиться на сообщении.
– Самое удивительное в этих мирных переговорах, – заметила Эбба, после того как церемониальные мелочи закончились и королева с кружком советчиков удалилась в свой кабинет рядом с залом, – то, что они так близки к завершению, как никогда ранее, но, тем не менее, малейший повод может повлечь за собой их провал и сделать войну бесконечной.
В круг приближенных королевы входило с полдесятка человек, и все они были мужского пола, за исключением Эббы и главы государства. Двадцатидвухлетняя королева из антипатии к «бабскому кудахтанью и глупым выдумкам» никогда не делала секрета из таких вещей, как политические акции или ведение войны. Если заходила речь о принятии решений, которые касались всего королевства, мало к кому из женщин она бы обратилась за советом. Эбба узнала, что Аксель Оксеншерна больше не принадлежал к тесному кругу Старый канцлер учил Кристину политике и государственному праву с детских лет, пока неожиданно не заметил, что вместо умной марионетки создал самостоятельно думающую высокообразованную королеву. Его попытки надеть на нее узду привели к отчуждению, из-за которого канцлера исключили из круга самых приближенных людей королевы. Магнус Делагарди был фаворитом королевы до тех пор, пока не сочетался браком с ее кузиной, не ставя ее величество в известность (не говоря уже о том, чтобы просить высочайшего соизволения), и теперь также более не входил в этот круг. Напротив, французский посол Пьер-Эктор Шаню был допущен в круг, как и епископ Стренгнеса Иоганн Маттие, протестант и мечтатель, искренне убежденный в том, что многочисленные протестантские религиозные течения можно объединить в одно-единственное. Как и Якоб Делагарди, младший брат Магнуса, которого не коснулся гнев Кристины из-за измены предыдущего фаворита. У Якоба имелись все положительные качества старшего брата – интеллект, находчивость, красивое лицо и отточенные манеры, – однако не было его отрицательных качеств, а именно сладострастия и абсолютной ненадежности, даже когда речь заходила о таких вещах, как верность или преданность. Эбба украдкой покосилась на него, и Якоб поднял глаза и ответил на ее взгляд. Его глаза вспыхнули, и он улыбнулся, как маленький мальчик. Эбба подавила улыбку, появившуюся было на губах, и сконцентрировалась на докладе. Она не была уверена, что именно можно рассказать из подслушанного в Мюнстере и Оснабрюке. В последнее время в круг приближенных Кристины также входили двое мужчин в черных рясах и треугольных шляпах: члены Societas Jesu. Она никак не могла понять, что им здесь нужно. Кажется, Иоганн Маттие разделял ее беспокойство: он постоянно покашливал, как будто от иезуитов исходил неприятный запах.
– В чем причина? – спросила Кристина.
Беседа велась по-французски, хотя посол Шаню превосходно владел шведским языком. Это было одно из дипломатических положений протокола, которому Кристина охотно следовала, чтобы доказать свое знание иностранных языков.