Она спросила себя, зачем нужна эта тишина. Ей казалось, армия Кёнигсмарка достаточно велика, чтобы суметь отразить любое нападение, кроме того, она расположилась в развалинах города. Чисто технически армия генерала Врангеля отступила из этой местности и предоставила ее баварским солдатам; фактически же фронт на этой войне всегда находился там, где был хотя бы один солдат. Уже встречались небольшие воинские части, которые отделялись от основной армии и двигались, грабя всех подряд, через район, вообще-то занятый врагом. Но она сомневалась, что эта шведская армия была всего лишь воинской частью, предводитель которой решил не дожидаться следующей битвы, а прямо сейчас нападать на обедневшие крестьянские усадьбы и города, выжимая из них сохранившиеся остатки еды и имущества. Для этого дисциплина в лагере была слишком строгой. Она знала, что за каждым войском следовали обозы с семьями солдат, мастеровыми, оружейниками и поварами, причем иногда их численность превышала количество самих солдат, и что такую кучу народа практически невозможно было дисциплинировать. Однако тот факт, что здесь дисциплина присутствовала, похоже, указывал на то, что войско не просто стоит лагерем, а готовится к миссии – миссии, самым важным элементом которой было держать собственное присутствие в как можно более глубокой тайне. Но задавая себе вопрос, что это может быть за миссия, она уже поняла, что еще может означать такое стремление держать все в секрете.
– Солдаты охраняют даже бреши в стенах и городские ворота в той части города, которая находится за пределами лагеря, – произнесла Агнесс и указала на смутно различимые фигуры в конце переулка.
Никто не мешал женщинам бродить по темным улицам. Александра отправилась в путь, даже не задумавшись об этом, а если бы и задумалась, то стала бы размышлять, что произошло с Самуэлем Брахе и его людьми.
Когда Александра складывала медицинские инструменты, Агнесс молча подошла и стала помогать ей. Писарь и крестьянин и пальцем не пошевелили. Александра сдержала поднимающуюся в ней ярость и напомнила себе о том, что сначала нужно научиться дарить снисхождение и сочувствие людям в своем ближайшем окружении.
– Мы проверим, можем ли мы что-нибудь сделать для местных, – сказала она. – Я была бы рада, если бы вы оба остались здесь и охраняли наше убежище.
Писарь, широко раскрыв глаза, рассматривал ледяной зал в полуразрушенном доме, куда их привели. Крестьянин только покачал головой.
– Храни вас Господь, – прошептал он. – Храни вас Господь, если вы выйдете наружу.
Следующий час, проведенный без пользы, помог Александре и Агнесс сделать два открытия: страх оставшихся в живых был настолько велик, что даже предложение помощи не могло заставить их отпереть двери; они были пленниками в Вунзиделе, хоть и не носили цепей. Покинуть город-призрак они могли только милостью шведского генерала. Когда Александра окончательно поняла это, страх местных жителей прокрался под ее броню из досады и ярости. И каждый напрасный стук, каждое боязливое молчание за забаррикадированной дверью все сильнее раздували ее ужас.
– Мама…
Агнесс улыбнулась. В темноте ее лица почти не было видно.
– Я знаю, – сказала она. – Вон еще одна мышь с запертой дверью. – Она тихо постучала. – Есть кто живой? Мы можем помочь вам?
– Мама, они нас больше не отпустят.
– А ты думала, полковник из чистой человечности предложит сопроводить нас? – Агнесс снова постучала. – Мы не вооружены и хотим помочь. Есть кто живой?
– Мы не можем оставаться здесь. Мы должны идти в Вюрцбург!
– Никто не знает это лучше меня.
Дверь приоткрылась, как раз когда Агнесс сделала шаг назад.
– Вы монахини? – прошелестел незнакомец.
Александра откашлялась.
– Нет. Я… – сказала она и подумала: «Странно, что даже в такой ситуации я не решаюсь произнести это». – Я врач. Нужна ли вам помощь?
Дверь снова закрылась. Александра пристально смотрела на нее. Она ощутила какую-то пустоту в животе, в которой тоскливым многократным эхом отдавалось биение сердца. Как суметь остаться в живых? И как выбраться отсюда?
– Давай уйдем, – сказала Агнесс; по ней нельзя было сказать, снедают ли ее те же мысли, что и Александру. – Я уже старая женщина, я едва держусь на ногах.