— Все не так уж плохо. — Было еще хуже.
Мой брат потянул за толстую цепь, тянущуюся от кандалов на моей ноге в пустой воздух.
— Пожалуйста, оставь это, — попросила я его.
Он схватил ее правой рукой и потянул, проверяя на прочность.
— Остановись. — Если бы он выдернул ее из стены, весь мой план рухнул бы.
Он резко обернулся. Массивные челюсти раскрылись и захлопнулись, клыки заскользили друг по другу, как зубья стального медвежьего капкана.
— Это нехорошо.
Он зарычал.
Дедушка шагнул вперед и положил руку на плечо моего брата.
— Ты опоздал на ужин.
Малыш издал тихий наполовину рык, наполовину вздох, который превратился в скулеж.
— Я знаю. Твоя сестра никогда ничего не делает без плана. Ступай.
— А меня обнимешь? — Я протянула к нему руки.
Он заворчал, но подошел и толкнулся в мои объятия. Я обняла его, поглаживая мягкий мех.
— Не волнуйся. Он у меня есть.
Он вздохнул, и затем испарился прямо в моих объятиях.
— Он промахнулся мимо моих пальцев меньше чем на дюйм.
— Твой брат расстроен. — Дедушка захлопнул огромную старую книгу. — Можешь ли ты его винить? Я расстроен. Твоя мама, если бы узнала, была бы расстроена.
Если бы моя мама узнала, она бы бросила все и поехала спасать меня. Я должна была предотвратить это любой ценой.
— Твоя бабушка будет в ярости.
Моя бабушка была той, кто в первую очередь отправил меня в этот ад. Она хотела пойти сама, но ее было слишком много. Слишком высокая, слишком сильная, слишком красивая и слишком полная магии. Она привлекала внимание, и к ней относились со страхом и осторожностью, которых заслуживала ее сила, в то время как я научилась скрывать свою силу. Меня никто не знал, и я не воспринималась как угроза.
— Почему Молох? — спросил дедушка. — Почему сейчас?
— В адской крепости есть дети. У него более пятисот человек, строящих его цитадель. Тебе следует посмотреть на них. Они ходячие скелеты. Ты смотришь им в глаза, а они пустые.
Узкие туннели с заполненными камерами, едва освещенными гнетущими, водянистыми фейри-фонарями, пронизывает вонь пота, мочи, крови, фекалий, гниения зараженной плоти. Голоса. Новые пленники плачут, те, кто пробыл там совсем немного, безмолвно, как животные, стонут, а те, кто продержался дольше всех, просто молчат, смотря остекленевшими глазами. Воздух до предела пропитался миазмами боли и страдания. От одного только воздействия стольких человеческих страданий я заплакала, когда они потащили меня в камеру. Мне нужно было убираться оттуда. Обязательно, иначе я бы сломалась и сделала что-нибудь опрометчивое. Вот почему я пришла сюда. Я должна была привязать себя к чему-то легкому.
— Это то, что делает Молох, — сказал дедушка. — Он рассматривает своих людей как топливо, которое нужно потреблять для достижения целей. Он не испытывает никаких угрызений совести. Он верит, что так и должно быть. В этом и заключается опасность провозглашения себя богом-царем. Вы начинаете верить своим собственным СМИ.
— Он не бог.
— Нет. Он мужчина, но ему, по крайней мере, столько же лет, сколько мне, со всем образованием и магией, которыми наделяет его древняя линия, и это делает его бесконечно опасным. Я знаю, что ты осведомлена об этом факте, поэтому я спрошу еще раз. Почему ты здесь? Ты можешь ответить мне, или…
— Или?
— Или я все расскажу Кейт. Выбор за тобой.
У меня не было выбора. Рано или поздно мне все равно понадобится его помощь.
— Со мной связалась пифия.
Брови дедушки поползли вверх.
— Я не знал, что ты поддерживаешь связь.
— Мы дружим. Она всего на два года старше меня. Раньше мы тусили вместе, ходили по магазинам за косметикой. Я звоню ей время от времени.
Дедушка нахмурился, явно борясь с этой информацией. Я дала ему минутку.
— Есть ли пророчество?
— Есть. И она позвонила мне в бешенстве посреди ночи, чтобы рассказать о нем.
— Хочется услышать.
— Когда магия достигнет своего пика, Король огня покинет свою цитадель страданий в Западной пустыне и отправится на восток, чтобы поглотить королеву, которая не правит, и разорвать возрожденную родословную. Только тот, кто разделяет его силу, может противостоять ему.