Лично я предпочитала клинки. Они всегда работали.
Коп наклонил голову, одарив меня бесстрастным выражением лица. В свои двадцать с небольшим, загорелый и подтянутый, с иссиня-черными волосами, он не был новичком или ветераном, дожидающимся пенсии. Он был в расцвете сил, и то, как он стоял, говорило мне, что он наслаждался каждой минутой.
Он осмотрел изодранный плащ, который скрывал большую часть меня, потертую седельную сумку на Тюльпан и лук, торчащий из колчана, прикрепленного к ее седлу, и классифицировал меня, как «вали подобру-поздорову». Мне явно нечего было делать на этой улице.
Я откинула капюшон. Он моргнул. Плоское выражение соскользнуло с его лица. Внезапно он стал бдительным и профессиональным. Он решил предстать передо мной крутым, но вежливым Рембо.
Лицо снова наносит удар.
Как и многие девочки-подростки, я прошла через стадию, когда считала себя самым уродливым существом на Земле, но к восемнадцати годам поняла, что я хорошенькая. Раньше у меня было одно из тех эльфийских личиков, которые могли выглядеть либо красивыми, либо серыми мышками. Мое старое лицо было похоже на простое черное платье. Оно было неприметным.
Теперь все было по-другому. Мое новое лицо производило впечатление, что бы я с ним ни делала. Грязное, чистое, с макияжем, без макияжа, это не имело значения. Глаз, который я поглотила, изменил меня. Никто, кроме меня, даже не помнил моего прежнего лица.
— Чем могу помочь, мэ'эм? — спросил полицейский.
Я вытащила свое свеже отчеканенное удостоверение личности и протянула ему.
— Я здесь, чтобы избавить вас от убийства.
— Я вас раньше не видел. Я бы запомнил, если бы мы встречались. — Его лицо слегка дрогнуло. Он подумывал о том, чтобы сразить меня своей «сладенькой улыбкой», но решил, что заход, как профессионального коллеги, может сработать лучше.
— Я только что перевелась.
Он понимающе посмотрел на меня.
— Новичкам всегда подсовывают всякий шлак.
— Разве это не так? — Я улыбнулась ему.
Он слегка приподнял брови. Я ждала, но ответа не последовало.
— Я хотела бы осмотреть место преступления, офицер…
— Офицер Флеминг, если быть точным.
Он открыл красную дверь и вошел. Я последовала за ним.
Внутри церкви было чисто и светло. Солнечный свет лился через окна и круглое окошко в крыше прямо над тем местом, где должна была находиться кафедра, так что пастор, стоящий за ней, был бы залит светом во время проповеди. Но кафедры нигде не было.
Флеминг зашагал по проходу между скамьями.
— Вы нездешняя.
— Да, — солгала я.
— Так откуда вы?
— Из маленького городка на западе.
Он кивнул.
— Ладно, значит из маленького городка. Криминалисты уже осмотрели место происшествия, но постарайтесь ничего не менять. Пока ваш шеф не подпишет все документы, это все еще наше «дитятко», а это значит, что моя голова будет за это отвечать.
Он решил, что я только что приехала из деревни. О, то, что надо.
Офицер Флеминг серьезно посмотрел на меня, давая понять, что собирается передать Важную Информацию.
— Я расскажу вам некую предысторию. Эта территория попала под удар магии. Вы видели черные деревья?
— Да.
— Чем дальше вы пойдете, тем станет хуже. Все, кто мог позволить себе переехать, сделали это. Раньше церковь процветала, но после первых двух вспышек ее закрыли, потому что все ушли. Какое-то время она стояла заброшенная, а затем пастор Хейвуд попросил пользоваться её для служения тем, кто остался в Крольчатнике. Ему отдали ее. Он жил здесь же, в маленькой квартирке на заднем дворе. Церковная дверь никогда не запиралась, и если вы звонили в колокольчик на задней двери, он приходил поговорить с вами, без разницы день был или ночь.
— Вы знали его.
— Да. Большинство людей здесь знали его. В Атланте много всякого дерьма. Большая часть понятна. Кому-то всегда что-то нужно: еда, лекарства, дрова на зиму, вот они и воруют. Кто-то злится, причиняет боль другому. Это плохо, но тоже понятно. А вот то, что произошло сейчас, не имеет никакого смысла. Чистое зло.
Он остановился. Приподнятая платформа, на которой должна была стоять кафедра, была пуста и засыпана битым стеклом. Кровь, высохшая до темной корки, запятнала сосновые половые доски. Свет, струившийся сквозь разбитое окошко в крыше, обрисовывал яркий круг в крови, а разбитое стекло сверкало, как бриллианты на бордовом бархате.
Я огляделась. Куча сломанных деревянных щепок валялась у левой стены, рядом с кафедрой. Кто-то или что-то, выбив окошко в крыше, пролезло внутрь. Кафедра отлетела в стену и разлетелась на щепки.