За все время свадебного пира де Монвалан, принимавший поздравления и подарки, так и не притронулся к вину. Когда Рай настоятельно порекомендовал ему пропустить хотя бы чарку, отрицательно покачал головой. Понимающе хмыкнув, наследник графства Тулузского с удовольствием опустошил свой кубок. И вновь Рауль обратил свой взор на свою суженую, которую помнил и знал столько лет. В последний раз он видел ее в бедном крестьянском рубище у порога убогой хижины. Сегодня она сверкала белозубой улыбкой, а подол ее дорогого платья покрывало серебряное шитье, тускло поблескивавшее на фоне темно-синего бархата. Господи, как же ему захотелось пробежаться пальцами по черному шелку ее потрясающих волос. Брижит бросила ответный взгляд, и ее светло-серые, цвета хрусталя, глаза, так показалось в тот миг Монвалану, заглянули в самые потаенные глубины его души. Она опустила ресницы, продемонстрировав окружающим изящность полумесяцев век и совершенство чистого лба. Рауль был готов поклясться, что видит явственное сияние, исходящее от ее божественного лица. Потрясенный великолепием своей любимой, он только и смог, что еле слышно прошептать одно-единственное слово — Мадонна. От сознания того, что скоро он останется наедине с этой женщиной и они будут совершенно голые лежать в одной постели, в горле у Монвалана пересохло.
Тем временем Рай с любопытством наблюдал за дочерью госпожи Брижит, которую видел впервые. Теперь, когда она сидела напротив своего сводного брата, стало очевидно, что она тоже ребенок Рауля. И у девятилетней девчонки, и двенадцатилетнего пажа, готовящегося стать личным оруженосцем наследника графа, были абсолютно одинаковые, точь-в-точь такие же, как и у Монвалана, волосы. Многозначительно переглянувшись со старым Раймоном, его сын, как бы вскользь, заметил:
— Мне кажется, что рыцарь Рауль совершил правильный и благородный поступок.
— Разумеется, — ответил граф, отрываясь от кубка. — Все мы люди грешные. Да только рыцарь в любом деле должен поступать по-рыцарски и отвечать за свои деяния.
— Может, это и так, — сказал Рай, обводя залу задумчивым взглядом. — Но мне кажется, что де Монвалан просто очень хороший человек, и нам просто повезло, что он служит именно нам.
— Сын мой, — устало промолвил граф. — Я очень рад, что вы сдружились с господином Раулем. Точно так же я дружил с его покойным отцом Беренже. Только никогда не забывай, что ты его сюзерен, а он твой вассал. Надеюсь, он будет верен Тулузе и после моей смерти.
— Право, папа, сегодня же свадьба, — с укоризной заметил Рай. Основательно захмелевший граф, отодвинув кресло, встал из-за стола и направился к сидевшим в другом конце зала Кретьену и Матье.
— Ну что вы приуныли, господа катары. А, понимаю… Ваши обычаи земных радостей не приемлют. Ну что делать, жизнь, тем не менее, продолжается. Седобородые старцы, учтиво поклонившись Раймону, с невозмутимым безразличием взирали на окружавшую их роскошь. Правда, это нисколько не мешало им подкрепиться и даже выпить по кубку легкого вина. Матье, в отличие от Кретьена, даже позволил себе отведать жаркого.
— У меня к вам большая просьба, многоуважаемый перфекти, — продолжил граф, наклоняясь к дяде Брижит. — Вы, верно, знаете, что папа запретил меня хоронить по-человечески, — зашептал он ему на ухо. — Быть может, меня обрядят по-катарски, ведь не зря же я из-за вас столько воевал.
— Господин, — изрек Кретьен своим певучим баритоном. — Вы можете принять консоламентум хоть сейчас.
— Сейчас не надо, — рассмеялся старик. Магда с интересом воззрилась на засверкавшие на его камзоле драгоценные каменья. — Я особенно не тороплюсь. А за согласие — спасибо. Спасибо вам, господа катары, — задумчиво произнес Раймон, направляясь на свое прежнее место.
— Эй! Что-то мы тут совсем закисли! — воскликнул Рай, обращаясь к музыкантам, неторопливо игравшим, пока меняли блюда. — Сыграйте-ка нам что-нибудь веселое, и пусть новобрачные покажут, как нужно танцевать.
— Позвольте, Рай, — встал со своего места де Монвалан, — сказать слово виновнику сегодняшнего торжества.
Рауль ощутил на себе испытующие взгляды собравшихся на свадьбу гостей.
— Натанцеваться мы еще все успеем, а сейчас, — застежка его алого плаща поблескивала по мере того, как прерывисто вздымалась и опускалась его грудь, — я хотел бы исполнить песню для своей очаровательной жены. Говорят, в юности я неплохо играл на лютне. Но судьбе было так угодно, что в последние годы я ничего, кроме разящего меча, в своих руках не держал. Посмотрим, смогут ли мои огрубевшие от ломбардской стали пальцы взять чистый аккорд. Настоящий рыцарь, господа, должен уметь все.