— Я еще несколько месяцев тому назад говорил графу Раймону. Никаких переговоров с де Монфором зимой. Все это делалось лишь для отвода глаз, а вот теперь он показал свою истинную сущность. Мы должны были перейти в наступление. Мы должны были бить его. Бить до тех пор, пока у него не останется ни единого солдата.
Амьери тяжело вздохнул.
— Тебе легко говорить, Рауль. Но сам посуди, какой из Раймона воин, к тому же он и впрямь желает примирения с Римом. Он поставлен в безвыходное положение.
— Я все понимаю, — тихо промолвил Рауль, — но я знаю и то, что, если мы не объединимся, де Монфор всех нас уничтожит.
— Ты знаешь, что Жеральда собирается принять консоламентум? — сообщил Амьери. — Она очень привержена катарской вере.
Мужчины уже сняли доспехи и сидели за столом, посреди которого стоял наполовину опорожненный кувшин вина и блюдо с сушеными фигами и изюмом. Протянув ноги поближе к теплу камина, Рауль стал внимательно изучать мыски своих сапог.
— Ну а чему же привержен ты?
Улыбнувшись, Амьери покачал головой.
— Я слишком привержен своим привычкам, чтобы пройти экзамены на звание Совершенного. Я слишком много пожираю мяса, меня еще до сих пор радуют плотские утехи, к тому же я солдат. Слишком много грехов и так мало раскаянья. Жеральда постоянно спорит со мной по этому поводу, но, кажется, даже она поняла теперь, сколь мы разнимся.
Рауль вздохнул.
— Клер и моя мама сейчас сильно тянутся к катарам. Тут, в Монвалане, их теперь пруд пруди. Я то и дело натыкаюсь на их собрания.
— И ты, естественно, их презираешь.
— О господи, я не знаю! — в раздражении воскликнул Рауль, хлопнув ладонями по подлокотникам резного кресла. — То, что они проповедуют, — не грех. Вполне вероятно — они правы. Мир этот — оплот Сатаны. И целомудренный образ жизни — единственный способ сбросить оковы. Но, — тут он надул губы, — предполагаю, мне неприятен тот факт, что мы сражаемся из-за катаров. Это они дали французам долгожданный повод вторгнуться в наши земли. — Он отвел взгляд от Амьери. — К тому же они встали между мною и Клер. Тебе-то проще… ведь Жеральда — сестра.
— Ах, вот в чем дело, — с сочувствием промолвил Амьери.
— Правда, сейчас все не так плохо, как было раньше, — продолжал Рауль, прикладываясь к кубку. — Я уже привык к такому положению вещей, нашел, чем занять себя в свободное время. Да и Клер тоже пошла на уступки. Мы даже очень хорошо с нею ладим, правда, каждый из нас замкнут сам в себе и в душу к другому не лезет. И у меня есть Гильом, а это главное.
Последовала отрезвляющая пауза, мужчины обдумывали только что сказанное.
А в женских покоях над приемным залом Жеральда озабоченно хлопотала над больной Беатрис.
— Ты должна пить мятный сироп от этого кашля. Я тебе обязательно его пришлю.
Беатрис вымученно улыбнулась.
— По-моему, болезнь зашла слишком далеко, и все снадобья уже бесполезны, — она спрятала окровавленный носовой платок в рукав платья. — И нет у меня ни малейшего желания сражаться с недугом. Думаю, вскоре я приму консоламентум.
Жеральда внимательно посмотрела на нее, но не сказала ни слова. Положив Гильома в колыбельку, к ним подошла Клер.
— Ну что, уснул? — спросила Жеральда.
— Да, наконец-таки, — рассмеялась Клер. — Прямо такой любопытный. Боится хоть что-нибудь пропустить.
— Рауль был точь-в-точь таким же в его возрасте, — сказала, словно бы что-то припоминая, Беатрис. — Вот уж задал он нам в свое время!
Клер посмотрела на нее с обожанием, смешанным с озабоченностью. Воспоминания сейчас стали самыми главными в жизни Беатрис.
— Да с ним и сейчас не соскучишься, — вставила Жеральда.
— Мне не нравится, когда он ходит с оружием, — поджала губки Беатрис. — Он знает об этом, но все равно поступает по-своему.
— Он уже совсем взрослый, и у него уже собственный сын. Нельзя обращаться с ним, как с ребенком, — предостерегла Жеральда. — Знаю, как тяжело, когда любимый тобою человек избирает дорогу войны. Поверь мне. Но если ты будешь слишком сильно давить, то окончательно оттолкнешь его от себя.
Беатрис уставилась на гобелен со сценами охоты.
— Скоро это не будет иметь никакого значения, — прошептала она.
Клер и Жеральда испуганно переглянулись. После продолжительной паузы Жеральда нашла в себе силы спросить:
— Беатрис, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Дело непростое, и я вполне пойму, если ты мне откажешь.
Беатрис отвлеклась от обреченного на гибель оленя с гобелена.