— Что с тобою? — спросил он.
— Ничего. Просто мне очень хорошо, — промолвила, потягиваясь, Брижит. Он нежно поцеловал ее.
— Пойдем, а то они, наверное, нас заждались.
— Конечно, пойдем.
Когда они, уже одетые, выходили из рощи, наступил освежающий вечер. Рауль полной грудью вбирал в легкие пропитанный хвойным ароматом целебный воздух. Небо над призрачными очертаниями Пиренеев переливалось подобно нутру перламутровой раковины. Стояла удивительная тишина.
— Ты знаешь, а мне кажется, что все у нас будет хорошо, — неожиданно промолвила Брижит.
— Верю, — ответил Монвалан. — Только вот не знаю, когда мы теперь свидимся. Мое будущее слишком неопределенно.
— Ты на меня не обижайся, — продолжала Брижит. — Я знала, что тебе сейчас не до меня. К тому же наша дочь еще столь мала и беспомощна, я не могу ее оставить одну. Она требует тепла, заботы и ласки. И я должна, я обязана научить ее всему тому, чему учила меня когда-то моя мать. Цепь наследующих древнюю Мудрость не должна прерваться. Я хочу научить ее добру, а что такое зло, она поймет, когда начнет самостоятельную жизнь.
— Знаешь, — прервал Брижит Рауль, на ходу оборачиваясь к ней. — Иногда мне кажется, что катары правы. Мир, в котором мы живем, — это оплот Князя Тьмы.
— В мире всегда есть место Свету, и этот Свет в каждом из нас, — тихо промолвила она.
— И даже в Симоне де Монфоре?
— Даже в нем. Просто он никогда не задумывался об этом.
Когда они подошли к хижине, Мир и Жиль уже сидели у костра, надраивая до блеска рыцарские доспехи. Магда сидела на крыльце, тараща ясные любопытные глазенки на пляшущие языки пламени.
— Все нормально, мальчик спит, — вставая, приветствовал своего господина Жиль.
— Может, вы есть хотите? — спросила Брижит.
— Нет, нет, госпожа, — остановил ее жестом Рауль. — Мы основательно подкрепились в монсегюрской цитадели.
— Что ж, тогда пойду покормлю Магду. Пойдем, девочка моя.
После ужина Брижит вышла подышать на свежий воздух. Рыцари, положив под голову седла и подстелив под себя попоны, уже лежали на траве возле костра. Вечерело. Горные вершины окутал молочно-белый туман. В аметистовых закатных небесах висел призрачный жар полной луны. В просветах тлеющих остывающими угольками облаков появились первые звезды, но ярче всех сверкала алмазная Венера.
— Мама, а ты будешь мне сказку рассказывать? — потянула ее за подол платья Магда.
— Буду милая. Спокойной ночи, добрые рыцари.
— И вам того же, госпожа.
Брижит поднялась с постели, стараясь не потревожить обнимавшую ее во сне Магду. За крохотным затянутым бычьим пузырем оконцем брезжили предрассветные сумерки. На дворе Мир и Жиль уже навьючивали на лошадей свой нехитрый дорожный скарб. Рауль вынес из хижины спящего сына и посадил его в седло впереди себя. Брижит протянула ему флягу с холодной водой. Напившись, он с тоскою посмотрел в ее прозрачно-серые родниково-чистые глаза.
— Не знаю, свидимся ли мы когда-нибудь еще, — вполголоса бросил он. Глубокая печаль отображалась на его челе.
— Конечно, свидимся. Надо только надеяться на лучшее и не опускать прежде времени рук. К тому же скоро Магда станет более самостоятельной, и у меня будет побольше свободного времени. Я собираюсь отдать ее учиться в Монсегюр. Там ее научат не только грамоте. Она постигнет всю Мудрость мира.
— Дай бог счастья нашей девочке, — еле слышно прошептал Рауль.
— Свет любит ее, — ответила Брижит.
— До свидания, волшебница. — В добрый путь, рыцарь.
Рауль махнул облаченной в кольчужную перчатку рукой сопровождавшей его свите, и боевые кони, стуча тяжелыми копытами, унесли их в предрассветную мглу.
Папа Иннокентий III был обозленным на весь мир желчным и немощным стариком. Кто бы мог подумать, что умный и обаятельный итальянский дворянин Лотарь со временем превратится в подобие отвратительной Горгульи. Сейчас он восседал на золоченом троне в просторной зале, где проходил очередной Церковный Собор. На голове папы красовалась расцвеченная драгоценными каменьями тиара, а поверх темной бархатной мантии было накинуто белоснежное, покрытое черными крестами оплечье. В зале преобладали черные и мышино-серые тона.