Она позволила корабельщику двигать ее рукой и услышала, как камешек падает в маленькую деревянную мисочку в руках Бри. Матросы опустили мисочку за борт в сетях, как если бы погружали в морскую воду солнце. Легкие волны отнесли ее от корабля. Рэдерле мысленно следила за этим движением, и белый свет образовывал в ее сознании одну ячейку за другой, грани и поверхности проступали все четче, пока весь ее разум не стал подобием единого драгоценного камня, и, вглядевшись в него, Рэдерле начала понимать свою цель.
Она увидела, как некто стоит, как теперь она, и держит камешек. Он находится посреди равнины в некой стране в некую эпоху, и, как только полыхнет камешек на его ладони, всякое движение вокруг него, возникающее за горизонтами ее сознания, начинает устремляться к центру. Она никогда прежде не видела этого человека, но внезапно почувствовала, что следующее его движение, рисунок его лицевых костей, если он обернется, выдадут ей его имя. Она с любопытством ждала этого мгновения, следя за незнакомцем, в то время как он следил за камешком, затерянный в безвременье своего существования. А затем она ощутила, что кто-то чужой проник в ее разум и ждет с ней вместе. Его любознательность была отчаянной и опасной. Она, испугавшись, попыталась оторваться от него, но тревога и непривычное ощущение чуждого присутствия не покидали ее. Она чувствовала, как важен для того, чужого, безымянный незнакомец, следующее движение которого, наклон головы, сгибание пальцев выдадут ей, кто он и что. Ее охватил ужас, безнадежный и дикий, при мысли о том, что она вот-вот его опознает, о том, что он откроет любое имя, какое бы ни таил, темному и могучему уму, желающему его заполучить. Она не жалела сил, чтобы разрушить этот образ, прежде чем он шелохнется. Но ей препятствовало нечто непонятное; она не могла ни изменить образ, ни стереть его, как если бы глаза ее души, лишенные век, вглядывались в сердцевину непостижимой тайны. Затем чья-то рука быстро и жестко хлестнула ее по лицу, и она отпрянула, стремясь избежать цепкой хватки.
Корабль, мчавшийся по ветру, взмыл на гребне волны, и Рэдерле сморгнула морскую пену с глаз. Лира, крепко держа ее, шепнула: «Прости, прости. Но ты кричала». Свет исчез. Королевские боевые суда кружили друг за другом поразительно далеко позади. Бри с бесцветным лицом, взглянув на нее, спросил:
– Отвезти тебя обратно? Одно только слово, и я поверну.
– Нет, все в порядке.
Лира медленно отпустила ее. Рэдерле снова повторила, прикрывая тыльной стороной ладони рот:
– Теперь все в порядке, Бри.
– Что это было? – спросила Лира. – Что это за камешек?
– Не знаю. – Она чувствовала, что чужой разум не исчез полностью, а чего-то требует и ждет; она содрогнулась. – Еще вот-вот, и я бы кое-что узнала…
– Что?
– Понятия не имею. Что-то важное для кого-то. Но непонятно что. И непонятно почему… – Она беспомощно покачала головой. – Это было похоже на сон. Тогда все казалось очень важным, а теперь… Теперь в этом нет смысла. Все, что я знаю, – их двенадцать.
– Чего двенадцать?
– У этого камешка двенадцать граней. Он вроде компаса. – Она увидела удивление на лице Бри Корбетта. – Я знаю, это бессмыслица.
– Но, во имя Хела, что заставило тебя так кричать? – спросил он.
Она вспомнила мощный безжалостный разум, в капкан которого завело ее любопытство, и поняла, что, даже если Бри повернет, не убоявшись новой встречи с имрисскими судами, если она этого потребует, в мире нет места, где она была бы отныне в полной безопасности. Она негромко сказала:
– В этом камешке – частица великой силы. Мне следовало бы воспользоваться чем-нибудь попроще. А пока что я хочу отдохнуть.
Она больше не выходила из своей каюты до вечера. А затем подошла к борту и стояла там, глядя, как звезды сияют, точно отдаленные отражения работы ее ума.
Внезапно что-то побудило ее повернуть голову. И, покачиваясь в такт движениям корабля, она увидела, что на носу стоит, точно резная фигура, Тристан с Хеда.
5
Два дня Тристан отказывалась говорить с кем бы то ни было. Бри Корбетт, разрывавшийся между желанием доставить ее обратно и жаждой любой ценой избежать встречи с одураченным одноглазым имрисским земленаследником, ругательски ругался, а затем, уступив немой, полной упрека решимости Тристан, в растерянности вел корабль все дальше на север. По окончании этих двух дней они оставили позади Имрисское побережье. Пустынные лесные края, длинная полоса бесплодных холмов между Херуном и морем – вот и все, что они пока видели. Постепенно они успокоились. Ветер был резвым; Бри Корбетт, с лицом радостным и покрасневшим на непрерывном солнышке, не давал матросам покоя. Стражи, не привыкшие к праздности, упражнялись в метании ножа по мишени на стене рубки. Когда при внезапном крене судна летящий нож едва не перерезал канат, Бри положил конец этой забаве. Тогда стражи занялись рыбалкой, закинув в воду с кормы длинные лески. Матросы, глядя, как они перегибаются через поручень, вспоминали, как основательно входило лезвие ножа в стену рубки, и старались с ними не связываться.