– Я выжидаю. – Она умолкла на миг, не сводя невозмутимых глаз с лица Рэдерле. – А тебе охота узнать кое-что о себе? О том, насколько простирается твое могущество? Тебе немало дано.
– Нет.
– Я была с тобой честна.
Руки Рэдерле расслабились на подлокотниках. Ее голова склонилась; при последних словах женщины она снова почувствовала их странную связь и если не доверие, то неизбежное понимание. И она негромко сказала, снова охваченная отчаянием:
– Кровь Илона течет в нескольких поколениях моей семьи; и никто, как бы она его ни тревожила, ни разу не осознал, что он нечто большее, нежели сын морского чуда, и это еще одна загадка магии Ана. Теперь я знаю, кто был его отцом. Один из вас. Да, мы с тобою в родстве и в чем-то схожи. Но не больше. Ни твое бесстрастие, ни готовность разрушать…
– Только наше могущество. – Женщина слегка переместилась вперед… – Отец Илона и я пытались сделать одно и то же: поколебать землеправление в Имрисе и Ане, дав королям наследников смешанной крови и с искаженным чутьем. Это делалось намеренно, но обернулось неудачей. Земля сама о себе позаботилась. Зато Илону досталась мука землеправления; а его могущество было утрачено его потомками, оно не проявилось, уснуло. Не считая тебя. Возможно, однажды ты смогла бы назвать по имени эту силу, и тогда имя ее поразило бы тебя. Но ты до этого не доживешь. Тебе ведома только печаль Илона. Но задумывалась ли ты, раз уж мы так ужасны, что побудило его вырваться из заточения и вернуться к нам?
– Нет, – прошептала Рэдерле.
– Не сочувствие, но страсть… – Тут в ее голосе что-то раскрылось, подобно тому, как луч света, упав в глубины Исига, открывает взгляду неожиданно богатую жилу, и она умолкла. Затем потянулась, тронула белое пламя одной рукой, бережно выплела из него паутину, вылепила полированную кость, рассыпала звездами, собрала в прихотливую молочно-белую раковину, форма перетекала в форму, падая из ее руки: пучок ослепительных цветов, узловатая сеть, сверкающая, словно от морской воды, арфа с тонкими блестящими струнами. Наблюдая, Рэдерле почувствовала, как в ней пробудился настоящий голод, страстное желание обладать знанием природы огня, самим огнем. А женщина как будто начисто забыла о Рэдерле, поглощенная своим занятием; казалось, ее саму поражает изумление при виде каждой прекрасной огненной вещицы. Затем она сбросила огонь обратно в очаг, словно дождевые капли или слезы.
– Я черпаю свое могущество, как и ты свое, из сердцевины вещей, распознавая каждую вещь. Из внутреннего изгиба зеленой былинки, из жемчужины, беспокоящей устрицу в ее раковине, из запаха деревьев. Так ли уж это тебе незнакомо?
– Нет. – Голос Рэдерле, казалось, прозвучал издалека, откуда-то из-за пределов маленькой спальни, затерянных камней.
Женщина чуть слышно продолжала:
– Ты можешь постичь это – сущность огня. У тебя есть мощь. Распознать его, удержать его, ваять из него, даже стать огнем, раствориться в его великой красоте, не связанной людскими законами. Ты искусна в наваждениях; ты играла со сновидениями солнечного огня. Теперь поработай с самим огнем. Разгляди его. Пойми его. Не глазами и не разумом, но с помощью силы, которая дает тебе знать и принимать без страха, без вопросов вещь как таковую. Подними руку. Держи вот так. Коснись огня.
Ладонь Рэдерле медленно шевельнулась. С мгновение нечто перемещающееся перед ней, белое, словно кость, известное ей всю жизнь и при этом совершенно неизвестное, показалось – в то время как оно то вплеталось во тьму, то выплеталось из тьмы – детской загадкой. Она потянулась к этому нечто – испытующе, с любопытством. А затем осознала, что, когда тянется к нему, отворачивается от своего собственного имени, от родового наследия в Ане, определяющего, кто ты и что ты с рождения, – и простирает руки к имени, которого никто не знает. Ее рука, вытянутая навстречу пламени, внезапно дрогнула. И тогда она ощутила жар, оберегающий огонь, и поспешно отдернула руку. Ее голос отломился от нее, точно ветка.
– Нет.
– Ты сможешь, если пожелаешь. Когда утратишь страх перед источником своего могущества.
– И что тогда? – Рэдерле с усилием отвела взгляд от руки. – Почему ты мне это говоришь? Какое тебе до меня дело?
Что-то мгновенно изменилось в чертах лица женщины, как если бы далеко-далеко во тьме затворилась дверь.
– Просто так. Мне любопытно. Насчет тебя, насчет обета твоего отца, связавшего тебя и Звездоносца. Было ли это предвидением?
– Не знаю.
– Я ожидала Звездоносца, но не тебя. Может, ты скажешь ему или позволишь догадаться, если когда-либо увидишь его снова, что ты в родстве с теми, кто пытается его погубить. Если ты когда-либо родишь ему детей, скажешь ли ты ему, чья кровь в них течет?