— Подожди! Не поворачивайся!
— Почему?
— То есть поворачивайся, но не пугайся, пожалуйста.
Меня уже разобрало любопытство. Чем же меня может напугать обладатель столь красивого голоса. Осторожно обернулась и вскрикнул от пронзившего сердце испуга. Передо мной был наг. Большие желтые глаза с черными вертикальными зрачками. Светло-голубая кожа в мелких чешуйках, широкие плечи. Довольно накачанный торс, сильные руки, черная рубашка, доходящая до земли, ног, конечно, не было, а что было, из-за рубашки я не видела. Голова существа немного приплюснутая. От начала черепа идет мелкий частый гребень. И никаких волос, что мне показалось самым отвратительным. Нос вполне себе человеческий, разве что ноздри чуть больше. Губы тоже вполне человеческие, только синие, конечно, как и все лицо. И тело, руки тоже вполне себе человеческие, ладонь, 5 пальцев без когтей. Ростом существо было от силы метр тридцать, мне по пупок, наверное, или чуть выше.
— Ну вот, испугалась, — печально вздохнуло существо. Ни ожидал от тебя, ты что, матушку свою в полной ардонийской ипостаси ни видела? Мы вроде внешне не сильно с ними различаемся.
— У мамы гребня нет, — выдала я.
И сама же себя устыдилась, а ведь действительно похожи они, только у мамы цвет ярко-изумрудный, чешуйки покрупнее и глаза не желтые, а ярко оранжевые. В общем-то еще и пострашнее, если честно. Только хвоста у мамы, конечно, не было. Ардонийцы — существа двуногие. Но мама очень редко переходит в полную ардонийскую ипостась. Только когда защитить нужно кого-то, я ее видела в таком виде лишь однажды в детстве. Когда на папу покушались на Антлании и пытались пырнуть кинжалом на рынке. Мама тогда, держа меня на руках, в доли секунды перекинулась, оттолкнула отца и подставилась под кинжал. Чешуя ардонийцев в 20 раз прочнее кевлара. Кинжал лишь сбрякал о броню, и мама вырвала его у обалдевшего от ужаса убийцы. Попутно, играючи, в трех местах сломав ему замахнувшуюся на монарха руку. Нарушителя тут же скрутили, а я напугалась до ужаса. Бабуля целый вечер от испуга отчитывала. С той поры мама больше не перекидывалась при мне, но я и тот раз прекрасно помню, с головой хватило.
— Простите, Архип Аристархович! Я не хотела Вас обидеть.
Я старалась побороть чувство неприязни к существу и смотреть ему прямо в глаза. В конце концов, мне через 5 лет, а то и раньше, за такого же замуж выходить. Пора привыкать, наверное. Но как вот с этим целоваться можно, боги мои, боги! Меня все же передернуло. Но я сделала вид, что ежусь от холода, хотя холодно не было.
— Я просто маму такой видела лишь однажды в детстве и очень испугалась тогда. А нагов я не видала еще, как есть.
Держать взгляд! Держать взгляд! Твердила я себе. Смотря прямо в глаза препода.
— Ну и как, — усмехнулся, наг, — сильно мерзкие мы?
— Не очень! То есть, нет! — спохватилась я, покраснев. — Просто привыкнуть надо.
— Ну, привыкай, — вздохнул наг и дважды обвил себя кольцом голубого хвоста с гребнем посередине.
В остальном вполне себе змеиный хвост, потолще у основания, потоньше к концу, блестит, переливается в лунном свете. Стало жутко и захотелось проснуться. Я даже больно ущипнула себя за ладонь, не помогло.
— А что вы делаете в моем сне, Архип Аристархович? — спохватилась я.
— Сегодня мое дежурство, я присматриваю за вами.
— А почему именно за мной и именно в моем сне?
— Велено сказать, что можешь на меня рассчитывать, как на поверенного своего жениха, обращаться с любой бытовой просьбой, но вместе с тем снисхождения в учебе не жди.
— Благодарю, — кивнула я.
Стало очень неприятно от того, что я нахожусь своего рода под колпаком. Однако если из этого можно извлечь выгоду, может, не так уж и плохо.
— Еорган очень рад тому, что ты наконец-то надела кольцо. И подтвердила тем самым свое согласие на брак.
— Можно подумать, у меня был выбор, — еле слышно буркнула я.
Наг сделал вид, что не слышит.
— Есть какие-нибудь пожелания? — спокойно осведомился он.
— Да. Мне нужна бумага. Много бумаги.
— Хорошо. Будет тебе бумага, — кивнул наг. — А теперь спи. Завтра первый учебный день.
— А можно вопрос? — отважилась я.
— Можно, — кивнул наг.
— А мы для вас тоже мерзко выглядим?
— Тоже? — усмехнулся наг.
И я прикусила себя язык. Но он, похоже, не обиделся.
— Будь мне, как тебе сейчас, 17, возможно, сказал бы «да». А так, каждый выглядит так, как выглядит. Вопрос лишь в привычке. Главное — то, что внутри, в душе. Разве нет?
— Вы правы, — улыбнулась я искренне и провалилась в глубокий сон без сновидений.