— А у него план такой. Он хочет пообещать, да и обещает уже свободу от ненавистного брака. Чтобы ты отвернулась от нас, таких нехороших, и ушла к нему, такому белому и пушистому. Только знай одно. Он все равно рано или поздно выдаст тебя замуж. Не за Егора, так за кого-нибудь из братьев его, а то и за самого Василевса. У него вон место третьей жены свободно. Ты послушай свое сердце, присмотрись к Егору.
Открылась дверь, на пороге замер жених. Меня до глубины души поразил его жалобный взгляд, как у побитой собаки, только что слезы не стояли. Бабушка ласково улыбнулась, пожала мою руку, встала и вышла. Ардонийцы последовали за ней.
Я вытерла слезы, села, гордо расправила плечи и вздернула подбородок. Смотрела подчеркнуто на горящий камин. Еорган подошел, опустился передо мной на колени, взял мои мокрые от слез руки.
— Прости меня, Люба. Мне еще никогда в жизни не было так стыдно, — тихо и уверенно заговорил он.
Не лгал, как ни странно.
— Я осознавал, что поступаю ужасно. Но я хотел защитить тебя так!
Снова не лгал.
— Посмотри на меня, Люба, пожалуйста!
Я упрямо смотрела на огонь.
— Если бы ты только знала, как умопомрачительно ты пахнешь. Как я хочу тебя. И … люблю, — выдохнул жених.
Его руки вспотели от волнения.
Он не лгал, мое сердце закололо странной болью, стало больно дышать, снова захотелось плакать. Самое ужасное, что это была не моя боль, его. Я как ардонийская принцесса чувствовала то, что чувствовал он. Я глубоко задышала, пытаясь справиться с собой, голова закружилась, перед глазами все поплыло.
— Что с тобой, Люба?
Егор встал и прижал меня к себе.
И я впервые вдохнула его запах. Он был горько-сладким, как жженая карамель, приятным, питающим, будоражащим. Хотелось вдыхать его еще и еще, что я и делала. В самом низу все вдруг свело до боли, как тогда, когда он меня первый раз поцеловал, а мне вдруг очень захотелось еще раз испытать это волшебное чувство, когда иголочки по всему телу.
Наги змеи хладнокровные, но от Еоргана шел жар. И даже не от телесной оболочки, от него шла бешеная энергия тепла и любви, он больше не скрывал своих чувств.
Его руки гладили меня по спине, и по ней разливались волны тепла. Нос вдруг жутко зачесался, я отстранилась от жениха и резко встала.
— Я исполню договор. Я стану Вашей женой через 3 года и рожу Вам детей, но в эти 3 года я не хочу Вас видеть, слышите! И охрана мне Ваша не нужна, мой отец в состоянии обо мне позаботится! И деньги Ваши не нужны подавно.
— Хорошо. Я исполню твою волю, суженая моя, — кивнул Еорган, целуя мою руку. — Твои родители не в курсе, я надеюсь, и не узнают.
— Не узнают, — кивнула я.
— С братом поможешь?
— Идем.
Но Виктора, так звали подозреваемого брата, за столом уже не было.
— У Оленьки, его второй жены, начались роды, он поспешил к ней, — пояснил Василевс.
— Как вовремя, однако, — пробурчал Еорган.
— У вас все хорошо? — поинтересовалась проницательная Гедеона.
— Да. Выяснили кое-какие недоразумения, — улыбнулся Еорган, с нежностью глядя на меня.
Мама, заметив это взгляд, округлила глаза. Папа улыбнулся.
— Давайте же выпьем за мир и любовь, — предложил Василевс.
— За мир, любовь, — поддержал отец, а за ним и все.
Все принялись за еду, не забывая искренне хвалить мои старания. Что было очень приятно слышать, особенно от будущих золовок.
— Ты, наверное, курсы будущих жен проходила? — спросила Василиса с хитрой улыбкой.
— С такой большой и дружной семьей, как у меня, нет необходимости в подобных курсах. Я училась всему понемногу с детства, мама учила старших сестер, готовя их ко взрослой жизни, за ними тянулась и я. Так и училась всему понемногу.
— Не представляю вашу прелестную матушку за лепкой пирожков с капустой — покачал головой Георгус, старший брат Еоргана, седовласый суровый мужчина в затемненных лиловых очках.
Но даже через них я увидела плотоядный взгляд, что он бросил на мать. Что меня покоробило до глубины души.
— И очень зря, они у меня самые любимые, — улыбнулась мама, прижавшись к папе поплотнее.
— Дочь удивительно похожа на Вас, Орлан, — покачал головой Василевс с улыбкой.
— Не только на него.
Мама улыбнулась и перешла в урайскую ипостась, в которой у нее были, как у меня, серебряные прямые волосы. Также у нас были одинаковые подбородки и щеки. Послышался грохот вилок, как бывало всегда, если мама при ком-то новом первый раз меняла ипостась.
— Ну, разве не хороша! Разве не чудо! — восхитился Василевс.