— Как только мне доложат, что никакой демонической активности по причине вашего появления в городе не наблюдается, ты сможешь вывести ее из комнаты. Но покидать собор ей все еще запрещено.
— Спасибо, моя королева.
Маро приложил руку к груди и отступил, выходя из зала. Тереза смотрела ему вслед. Ей не в чем упрекнуть этого воина. Она дала ему задание, и два века он безупречно выполнял его. Но теперь пришло другое время, и, видно, скрывать что-то столь же долго уже не получится. Пришел час, которого она так опасалась. Андрас узнает о девчонке или уже узнал, и он захочет заполучить ее любой ценой. Без нее ключ, хранящийся у демона, — всего лишь жалкая железяка. Только наследник сумеет открыть тайну более серьезную, чем существование монстра Манна.
— Моя королева, — в зал ворвался один из стражей, отвлекая женщину от размышлений. — Ориф принес монстра.
— Мадлен, — чуть устало произнесла Тереза. — У неё есть имя. Не забывай об этом.
Минуя воина, женщина вышла в коридор. Никто не встретился на ее пути, крики вели вперед. Она миновала комнату, где находился под замком редкий гость этого места. Прошла галерею и увидела распахнутую настежь дверь. Она сидела там, на стуле, прикованная и спокойная.
— Спустя столько лет ты вернулась сюда, — королева приблизилась к женщине, которую в толпе можно легко принять за простого человека. — Зачем, Мадлен? Захотела устроить войну? Пожертвовать жизнями людей, чтобы показать Андрасу, кто сильнее? Это не игра, и люди не пешки!
— Двести лет, — подняв голову, отозвалась Мадлен, смотря в глаза, которые не позабыла с тех дней, когда находилась рядом с королевой ангелов. — Они находили меня везде, где бы я ни скрывалась. Шли по следу, как ищейки. Они не оставили мне шанса. Только разобравшись с генералом, я смогу покончить с ними одним махом. Вы сами говорили когда-то, что я не создание Господа, но я заслуживаю жизни.
— Твои действия приведут к гибели невинных! — непреклонно продолжает Тереза, сделав решительный шаг вперед. — Тебе кажется, что одна или две, или десяток человеческих жизней ничего не значат, но ценен каждый из них. Они творения Господа, он поручил нам присматривать за ними, а его слово свято.
— Я не принадлежу ему и не подчиняюсь! — выходит из себя Мадлен, натягивая сковывающие её цепи. — Вы не можете держать меня здесь!
Королева внимательно рассматривает женщину. Длинные волосы от времени потеряли свой естественный, медный цвет и лишились густоты, черты лица заострились, а глаза наполнились чем-то тёмным и необъяснимым.
Присутствие монстра некроманта не радует Терезу. Её прибытие может ознаменовать еще множество проблем, которые свалятся на их орден. Теперь, кроме наследницы, необходимо защищать еще и само создание Манна, и не та, ни эта не облегчат им задачи. Они хотят бежать, и примирить их со сложившейся ситуацией сумеет только чудо.
— Ты помнишь своего создателя, Мадлен? Помнишь господина Манна?
Женщина перестала вырываться, подозрительно глядя на королеву. Как она может не помнить этого мужчину. Альфред был не просто господином для Мадлен, он был её семьей и надеждой. Но всё закончилось тем, что прошло две с лишним сотни лет, а она до сих пор коптит небо.
— Конечно, творец не забывается, он навсегда в наших сердцах, каким бы он ни был, — заключает Тереза. — Ты ненавидишь его. Убила его жену.
— Я спасла её, — рычит женщина.
— Отомстила, — продолжает королева. – Но все еще чувствуешь пустоту, которую это убийство не смогло заглушить. Останься здесь по своей воле, и я познакомлю тебя с тем, кто поможет заполнить эту черную дыру внутри тебя.
Мадлен медлит. Это может быть ловушка. Но зачем ангелам загонять её в угол, если она и так уже в их плену? Согласится она или нет — не имеет никакого значения. В любом случае, она останется. О ком они могли говорить? Никто не в состоянии помочь ей. Никто, кроме неё самой. Её считают монстром, а монстрам не протягивают руку помощи. Монстры никому не нужны.
— Хорошо. Я согласна.
***
Еда стынет. Поднос продолжает стоять возле двери, я не подхожу к нему и даже не смотрю на него. Туда могли положить, что угодно, например, наркотик, вызывающий галлюцинации, после которого я сама поползу к здешней королеве на коленях, моля о прощении. И пусть больной желудок умоляет сжалиться над ним — лучше голодная смерть.
Нога уже успокоилась: съеденная таблетка обезболивающего прекрасно действует. Лежу на кровати, укрывшись серым одеялом, пачкая здешние простыни грязными мокасинами. Подушки здесь, видно, не в почете — приходится подложить под голову согнутую в локте руку. Хочется спать, но я еще держусь, не теряя надежды, что Марк одумается и придет спасать меня.