Мадлен не такая, как другие. Она отличается даже от тех созданий, которые они уже успели создать. И она собирается понять ее. Изучить.
— Как ты попала сюда?
Куприянова спускается к женщине и останавливается прямо перед ней. Поднимает голову, чтобы заглянуть ей в глаза.
Доверчивая. Уязвимая. Маленькая. Беззащитная. Способная изменить всю жизнь Мадлен. Она ощущает необъяснимое чувство наполненности. Будто все эти годы ей только и надо было, что встретить ее. Впитать ее образ, чтобы он заполнил пустоту внутри.
— Я пришла сюда, чтобы забрать тебя с собой, — наконец, отвечает Мадлен, взяв себя в руки. — Самаэль и двое других воинов ждут нас за пределами особняка. Самаэль хочет помочь тебе, он и я…
— Хочет помочь, — насмешливо произносит девушка, перебивая собеседницу. — А он не сказал, по какой причине я прогнала его? — она разворачивается к монстру спиной. — Не сказал, как обещал уничтожить всех, кто находится здесь? Сравнять это место с землей. Похоронить все, что осталось от моего предка. Не сказал?
Элизабет даже не приходится врать. Она читает все это в памяти Куприяновой. Использует воспоминания девушки на свое усмотрение. Извращает их, дабы у женщины не осталось никаких сомнений в правильности поступка наследницы, чьим телом они обладают.
— Он сказал, что…
— Он напал на меня.
Перебивает Куприянова Мадлен, плечи ее опускаются, и она выглядит еще меньше. Страх и боль разливаются в ее глазах. Она боится.
— Я попыталась защитить тех, кто живет здесь. Пыталась помочь им. Но Самаэль не желал слушать меня, — она заламывает пальцы, опуская голову. Раздается жалобный всхлип. — Он попытался убить детей, и когда я встала на их защиту, он словно обезумел.
Мадлен сжимает зубы от злости, когда Саша смотрит на нее и в глазах девушки стоят слезы.
— Я умоляла его…умоляла, а он…— она снова всхлипывает. — Я не хотела причинить ему боль. Я просто пыталась остановить его. Просто пыталась защититься.
Куприянова подается к женщине, обнимает её, и уже не сдерживает слез. Хрупкое тело сотрясают рыдания, и Мадлен делает единственную уместную в данный момент вещь. Она обнимает девушку. Осторожно. Позабыто. С опаской, что может сделать что-то не так, заставить ее страдать еще больше.
Саша доверчиво жмется к женщине, продолжая омывать слезами ее одежду. Элизабет Манн могла бы стать неплохой актрисой.
***
Как прозаично получить кровавое послание в мясной лавке.
Короткая записка в руках Клаудии порозовела от контакта с мясной тушей. Девушка сжимает клочок бумаги, представляя, как ее крестный выводил для нее это послание. Буквы получились немного косыми, но Тодд все равно узнает почерк Амоса.
Как они заставили его писать? Чем угрожали? Как сильно избили? Да оставили ли вообще в живых? Клаудия стискивает кулак, и если бы вместо записки в пальцах оказался зажат уголь, то сейчас он легко бы превратился в алмаз. Но угля нет. Вместо него записка, принесшая с собой новые проблемы, решить которые в одиночку ей вряд ли удастся.
Сиюминутный порыв безрассудства сродни безумству. Девушка подрывается на ноги, намереваясь выбраться на улицу, а потом, что есть сил, бежать обратно — к дороге, — на которой оставила двух мужчин и машину.
Она не справится самостоятельно. Это не то, на что она рассчитывала, обдумывая свой побег. Не то, к чему готовилась так недолго и о чем пожалела столь стремительно. Она не гордая, она извинится и попросит прощения за свой проступок. Все, что угодно, только бы ей помогли. Идти одной? Она боится за крестного, но еще не лишилась рассудка. Хотя какой толк от простого человека, если противостоять придется демонам.
Клаудия успевает открыть дверь, но тут же оказывается снесена в сторону чьей-то тяжелой рукой. Высокая фигура загораживает ей уличный фонарь, девушка ничего не различает в полумраке. По затылку разливается боль, образуется шишка. Стены в мясной лавке оказались крепче, чем ее голова.
— Не смей попортить ее шкурку, — дребезжащий голос заставляет Тодд поднапрячься и отбросить мысли о легком ушибе. — Господин не поймет нашего желания угодить ему, если девчонка не сможет ему ничего сказать, так что держи свои лапы при себе.
Одно упоминание призрачного господина окончательно ставит Клаудию на ноги.
Она хлопает глазами, привыкая к ограниченному количеству света, а затем, отступив назад, прижимается к стене лопатками. К увиденному невозможно подготовиться. Хоть перед ней и стоят обычные люди — таких в толпе не заметишь — но Тодд в курсе, что за сущности поселились в этих телах. И это знание словно помогает ей взглянуть на изнаночную сторону незнакомцев. Она почти видит их уродливые лица.