Ссора не утихает. Кажется, каждое сказанное слово распаляет спорщиков еще больше. Слышать голос девушки, постоянно меняющий интонации, противоестественно и не приятно. Пол хватает сестру за руку, когда та делает шаг вперед, но Анабелль мало обращает на жест брата внимание. Она, будучи старше его на какие-то жалкие минуты, всегда была решительнее.
— Саша, — робко зовет девочка, забыв, что надо позвать маму или папу.
Она не хотела обращаться к ним. Она хотела, чтобы девушка откликнулась. Чтобы хоть на секунды вновь стала собой.
Куприянова поворачивает голову: лицо ее искаженно от злости и отвращения, потемневшие от ярости глаза осматривают какое-то мгновение девчушку.
— Кто разрешил вам выйти из комнаты? — рычит Альфред, вновь жалея, что его новый голос совершенно не подходит, чтобы звучать угрожающе. — Отправляйтесь к себе в комнату. Живо! — он не понял, что Анабелль звала не его или Элизабет, малышка обращалась к наследнице.
Пол, испуганный тоном, которым отдан этот приказ, в очередной раз хватается за руку сестры, но та проявляет несвойственное ей ранее упорство. Девочка отдергивает ладонь и делает шаг вперед. Руки ее трясутся от страха и от взгляда той, кто раньше смотрела на нее с теплотой.
— Саша, — снова зовет малышка, вызывая тем самым новую волну ярости внутри Куприяновой. — Саша, — повторяет чуть тише Анабелль, видя, как тонкая фигура девушки наступает на нее.
— Я сказал, пошли в свою комнату!
Альфред, управляющий в этот момент телом наследницы, подскакивает к дочери и заносит руку для пощечины. Ему наплевать, что перед ним стоит ребенок. Начхать, что он сам создал их, дабы заботиться и оберегать, как обещал в самом начале. Они мешают ему. Не слушают. Они должны быть наказаны.
Анабелль зажмуривается, готовясь получить уже не первый в своей новой жизни удар. Когда свежесть от обладания детьми прошла, Манны не гнушались наказывать своих отпрысков. Девочка вся скукоживается, почти ощущая горящий след от ладони на щеке. Ничего не происходит.
Саша не выносит насилия, тем более насилия над детьми. Она никогда не понимала тех, кто пытается воспитывать своих малышей с помощью устрашения. Она всегда будет благодарна своей тете за то, что та ни разу не подняла на нее руку, пусть иногда Куприянова этого заслуживала.
Пальцы девушки сжимаются в кулак, отросшие ногти впиваются в ладонь со всей возможной силой. Красные капли выступают из мелких ран. Красный цвет и металлический запах собственной крови помогает Саше прийти в себя. Она сгибается, ощущая, какая война идет внутри нее. Ее вновь пытаются сломить.
Не давая тем — другим — обладателям тела опомниться, Куприянова подскакивает к столу и, схватив один из скальпелей, вгоняет его в свое бедро по самую рукоятку. Крик. Ее собственный настоящий крик, полный боли и облегчения, проносится по комнате.
Девушка садится на пол, не справившись с последствиями поступка, но собственное положение в данный момент мало ее волнует. Она зажимает рану ладонью, надавливая на нее до искр перед глазами. Боль помогает держаться на плаву сознания. Мутным взглядом она находит детей и протягивает к ним свободную руку.
— Мало времени, — шепчет девушка, страшась, что ее услышат. Просовывая первую фалангу тонкого пальца в небольшую, но глубокую рану, с шумом втягивая воздух, она не позволяет себе закричать. — Она поможет мне, — пытаясь не выдать своих намерений, Саша прогоняет прочь мысли о женщине, на чью помощь рассчитывает. — Она и никто другой. Поверьте. Она поможет нам.
***
Самаэль не верит в удачу. Он сидит на крыше самого высокого дома в небольшом городке и осматривает окрестности в поисках подозрительной активности. Городок спит, в редких окнах горит свет, еще реже на улице можно встретить прохожего. Верховный воин не понятно чего ждет. Будто монстры Манна выйдут на площадь, дабы привлечь его внимание. Неожиданный звук снизу — и мужчина перемешается к самому краю крыши.
— Тебе стоит пойти и немного отдохнуть, Чарли.
Шериф города выводит на улицу одного из жителей, аккуратно придерживая того за руку. Невысокий мужчина слабо переносит вес на представителя закона, в конечном итоге позволяя ему выпроводить себя из полицейского участка.
— Дик, как я могу пойти домой, если Макс все еще не найден, — Самаэль морщится от плаксивых ноток в голосе одного из незнакомцев. — Прошло три дня, ты ведь знаешь моего сына, он всегда давал знать, если задержится в своем очередном походе.
— Мы делаем все, что в наших силах, — участливо произнес шериф, хлопая мужчину по плечу. — Я обязательно позвоню тебе, когда появятся какие-то сведения. Но ты ничем не поможешь ему, если продолжишь гробить свое здоровье. Пойди домой, выспись, поешь нормально, и, может, парень сам тебе позвонит.