— Дарен погиб, — словно не слыша меня, повторил он.
И эти слова отозвались в душе невыразимым чувством… Никогда ничего подобного не чувствовала. Нет слов, чтобы описать. Погиб в бою…
— Ты лжешь, лживый демон! — Я отшатнулась, будто он меня толкнул. — Дарен не мог погибнуть. Только не он! — Я рассмеялась демону в лицо. — Ты лжешь! Лжешь!
Ив смотрел на меня, не мигая, он не отрицал. Он будто говорил, посмотри на меня, разве я лгу? Разве?
Когда ты не можешь дышать…
— Он упал в пропасть, в самый огонь, в бездну монстров…
Он глядел на меня… И в его глазах я видела ад.
Эпилог
Прошла неделя с достопамятного дня. Я бродила как во сне, ничего в этом мире не могло меня потревожить, ничего — вызвать интерес.
— Посмотри, какую красоту я купила на ярмарке! — показала Луон коралловые бусы.
Ее слова потонули в воспоминаниях, как я бродила среди повозок, натянутых шатров и палаток потерянная и разбитая, в преддверии надвигающегося праздника, а в голове звучали слова: «Лучше бы ты умер, Ив! Лучше бы ты!»
— Эй, да ты меня совсем не слушаешь, — поняла Луон, насупившись. — А я так старалась. Я и тебе кое-что купила, да только, видно, зря, — положила она на столик безделушку.
— Тебе и правда лучше уйти. — Я не права.
Она вздохнула, будто ожидала неблагодарности, и увидела мои слезы.
— Да что с тобой? Тебя кто-то обидел или ты так сильно скучаешь по Аллену?
Я не выдержала и расплакалась, выбегая в другую комнату. Как ей объяснить, как дать понять, что я чувствую? И возможно ли это?
— Я зайду позже, — сказала она, уходя. — Быть может, вместе сходим на ярмарку, она будет еще неделю.
А я… Я не сумела остановить слезы.
Ночные тени сгустились и обступили со всех сторон, душили, наваливаясь на грудь.
Я не могла взять себя в руки, собраться с мыслями. Надо как-то жить дальше. Но время словно бы остановилось. Я не могла сделать следующего шага, застыла на месте, потрясенная и потерянная. Он не сказал, что мне делать, когда его не будет. Куда идти дальше?
Я встала среди ночи и открыла окно, чтобы темнота, спящая на груди, отступила. Осенний воздух бодрил; в комнату влетел кленовый лист и опустился на подоконник. И мне вспомнился сад и Дарен… как он поднял с дорожки жёлтый лист и, повертев в руке, сказал, что это преждевременная смерть. Мне тогда показалось это дурным знаком, но я промолчала.
Первые дни я верила, что он вернется… Он всегда возвращался. Но проходило время… часы, минуты, а его всё не было. Что мне делать? Куда идти?
«Я пойду за тобой, куда бы ты не пошла…» «Ты либо на одной стороне, либо на другой. А я… Я на твоей стороне».
Дарен…
Странный свет озарил мою комнату, тонущую в ночных тенях. Я не сразу поняла, откуда он исходит. Открыла шкаф, отодвинула вешалки с платьями и замерла. На дереве, словно выведенный кровью, светился красный знак хаоса — восемь стрел, направленных во все стороны света.
«Ты выбрала хаос…» — будто наяву прозвучали слова Дарена.
Я вздрогнула, ощущая озноб.
Куда идти?! Быть может, и правда…
Дотронулась до символа, внутри, в своем сердце надеясь от одного прикосновения сгореть дотла… чтобы больше не чувствовать боли… чтобы больше не чувствовать…
Дерево под пальцами плавилось, не обжигая, пока не открылась темнота прохода. Не медля, словно лишившись страха, я забралась в шкаф и осторожно, ощупью, зашагала по тайному ходу, ведущему неведомо куда…
— И ничего нельзя было сделать… — сказал генерал. Это даже не вопрос, а утверждение, которое произносил Роин каждый раз, когда мы касались темы погибшего охотника.
— Я повторил сотню раз, что — нет. Быть может, вам еще на Святом Писании поклясться? — Даже меня это уже не веселило: демон, приносящий клятву на священной книге Ордена… — Я написал три отчета (которые вы не вправе были от меня требовать), где со всеми подробностями и в разных словах изложил суть дела. Но все они заканчиваются одинаково: ничего нельзя было сделать. И устно я это подтвердил…
— Разумеется, — вступил в разговор Альгерд, глава Совета, хотя никакого совета не было — просто разговор, переваливший глубоко за полночь. Зал Совета казался особенно огромным — за столом совещания только мы трое. — Разумеется, — с наслаждением повторил Альгерд, — если бы что-то можно было сделать, вы бы, без сомнения, сделали, иначе зачем бы вам снимать печать…