— А я-то при чем?
— Вы, похоже, тоже сирота.
— Я уже старый сирота. Мне положено.
— Вы — старый? — удивилась Лия и лукаво добавила: — Что это вы о себе возомнили?
Взгляд девчонки обжег его вызовом, и Воронцов на минутку забыл о том, сколько ей лет. Или — сколько лет ему.
— Водички бы — запить, — попросила Лия.
— Ты давай на кухню, за водой. А я в холодильнике пороюсь. Не сидеть же голодными.
Он достал палку краковской колбасы, кусок сыра, консервированные огурцы, копченую курицу и, словно охотник добычу, бросил все это в центр стола. Сервировать должна женщина, коли уж она есть. Пусть похлопочет.
Лия вышла из кухни с большой тарелкой, с которой едва не сыпались маленькие румяные пирожки.
— А говорили сирота, — подмигнула она Воронцову.
— Да это… — Воронцов поначалу совершенно искренне удивился.
— Чего там! — махнула рукой Лия. — Не сами же напекли с утра. Они еще теплые. Скажите прямо — бывшая жена заходила…
— Нет! — догадался наконец Николай. — Это домработница.
— Какой сервис!
— Честно говоря, сам не ожидал, — пожал плечами Воронцов.
— Симпатичная?
— Домработница?
— Ну не я же!
— Не знаю. Никогда ее не видел.
— Зажмуриваетесь, когда она приходит? — впервые за вечер улыбнулась Лия.
— Нет… Долгая история, — отмахнулся Воронцов.
— А вы расскажите. Ночь длинная, — попросила Лия, устраиваясь поудобнее и не спуская с него глаз.
— Да, собственно, и рассказывать нечего, — отчего-то смутился Воронцов. — Друг мне ее подсунул. У него знакомая живет в этом доме и очень нуждается в деньгах. Я согласился, чтобы она у меня прибирала и готовила ужин, но с условием: деньги оставляю на столе, а когда прихожу — чтоб даже след ее простыл.
— Вот, значит, вы какой — женоненавистник.
— Совсем наоборот, — ляпнул Николай Васильевич и осекся.
Лия молча улыбалась и, прищурившись, смотрела Воронцову в глаза поверх своего пустого стакана.
— Еще немного?
— Гулять так гулять.
Удивительное дело — они проболтали всю ночь, приглушив звук телевизора. Воронцов рассказал ей и о том, как попал в КГБ, и про Афган. Она слушала так, что хотелось рассказывать еще и еще. К утру, когда на улице зажужжал поток машин, Николай спросил Лию:
— Ну, какие планы на грядущий день?
Он был совершенно уверен, что она поблагодарит его за компанию и исчезнет навсегда, не оставив телефона. Собственно, это и правильно. Людям порой хочется выговориться перед незнакомым человеком, но, разумеется, с тем условием, чтобы больше никогда его не встречать.
— Завалиться спать, — отозвалась Лия.
Воронцов кивнул и принялся деловито сгребать со стола остатки вчерашнего пира. Лия усмехнулась, подошла к окну, провела ногтем по стеклу и, не оборачиваясь, тихо спросила:
— Можно я останусь у тебя? — к утру они были на «ты».
Воронцова бросило в жар. Ему весь вечер казалось, что этим кончится, но он вспоминал, что ему — пятьдесят пять, что девочка годится ему в младшие дочери, и гнал эту шальную мысль. «Скорее всего, она имеет в виду что-нибудь совсем другое, — успокаивал он себя. — Не хочет возвращаться в пустую квартиру или…»
Лия медленно шла от окна, не сводя с него глаз. Приподнявшись на цыпочки, она обвила его шею руками и, прижавшись к нему всем телом, жарко шепнула в самое ухо:
— Вижу, ты не против…
Конечно, он был против! Но не успел сказать ей об этом, потому что она закрыла ему рот поцелуем, и он уже ничего не мог с собой поделать. Управлять движением льдов на Северном полюсе было бы сейчас сподручнее, чем собственным естеством, когда к нему прижималась эта хрупкая девочка с темно-рыжей шапкой волос, точь-в-точь таких, какие были когда-то у его первой подружки. Он ничего не ждал от этой девочки, но если бы у него и были какие-либо ожидания, то Лия превзошла бы даже самые смелые из них. Ее руки были опытными, ласки — искусными, раскрепощенность — абсолютной. Но он не сумел ни оценить этого, ни даже подметить. Он утолял свой голод, стремясь заполнить внутреннюю пустоту. Но пустота оказалась огромной как вселенная, а утоление голода походило на орошение раскаленных пустынных барханов, которые пропускают сквозь себя воду и снова так же горячи и ненасытны.
К полудню, когда сквозь пелену страсти стали проступать контуры привычного мира — ее гибкая спина, разоренный стол, светлое пятно окна, — он почувствовал, что она утомилась, что движения ее замедлились и сделались ленивыми. Воронцов поцеловал Лию в плечо и осторожно прижался к ее горячему боку.