Айрис, да и сама Ясмин, посмотрели на него с возмущением.
— Я скоро, дай мне несколько минут, — с трудом контролируя подрагивающий голос, успокоила Ясмин сестру.
Оттеснила Абаля куда-то к темным кустам жимолости, просверкивающей фиолетом ягод в свете солнечных фонарей. Уже хотела усадить его на старую посеревшую от дождей скамью, но Абаль перехватил инициативу. И на скамейку осела сама Ясмин, а Абаль навис сверху гигантским соколом.
— Так чем тебя держит мой отец, если не этим?
Она даже не сразу поняла, о чем говорит Абаль. Потом вспомнила — про двоедушниц.
Здесь было совсем темно, свет фонарей не доходил даже до края платья, лёгшего на траву, но Ясмин вдруг отчётливо поняла, что Абаль вовсе не ласков и не весел, это просто одна из сотен его масок для выхода в свет. Просто здесь, наедине, он становится собой, а не гламурным принцем на розовом вечере. И прямо сейчас этот принц зол.
А она, вместо того, чтобы испугаться, жадно ловит его дыхание, голос, тепло рук.
— Нет, — сказала она. — Примул ничего не знает об этом.
— Тогда чем?
Если бы она не любила его, то боялась бы. Шипит, словно змея, взгляд — и в темноте жжется. Давит, как могильная плита, всем биополем.
— Ничем. Ничем! Он предложил мне сделку, и я согласилась, и завтра у меня будут неприятности. Я обещала ему держаться от тебя подальше, а взамен поместье, Большой совет и прощение юным Бересклетам. Давай, ты будешь просто считать меня беспринципной, потому что я такая и есть. Не нужно придумывать мне оправданий.
Ясмин с усилием выскользнула из ловушки его рук и шагнула к дому.
Абаль не обернулся.
— Завтра состоится Большой совет, — тихо сказал он ей в спину и вышел за резные ворота
Дома оказалось светло, тепло и словно бы уютно. Айрис наготовила гору кривых бутербродов и назвала это ужином.
— У нас с тобой несварение будет. Я… — оставлю тебе деньги, хотела сказать Ясмин, но осеклась. Роза — денежная единица Варды, числилась на статусе владельца, но ее невозможно было обналичить. Она кочевала со статуса на статус, а Айрис пока официально не существовало. — Куплю завтра продукты.
— Йогурт малиновый и обычный белковый, творог, соевое молоко и фиалковый пудинг. Не разоришься?
Айрис говорила насмешливо, но в глазах ещё стояла утренняя тревога. От неё делалось приятно где-то в груди.
— Не разорюсь, — скупо улыбнулась Ясмин, хотя ненавидела молочку всем сердцем.
Кто добровольно станет пить молоко и есть кислый йогурт? Пятилетний молочный фанат?
— Он красивый, — без всякого перехода заметила Айрис. — Но сидит высоко, падшему Бересклету не стоит подниматься дважды. Второго падения мы не переживем.
Ясмин, ещё не успевшей убрать улыбку, едва не перекосило. Почему Айрис настолько бессердечна?
Хотелось запихать ей в рот новый бутерброд. Или хоть скотчем его заклеить.
— Ты пойми, я не из вредности, но за тобой стоит ответственность за других Бересклетов, которых возьмут из Чернотайи. Я готова доверится тебе, но не мастеру Тихой волны. Ты хоть задумывалась, кто он такой?
Айрис заметалась по кухне. Просторное алое платье льнуло к загорелым ногам, пряди, выбившиеся из пучка, налипли на вспотевший лоб. Красивая. Умная. Она права.
Конечно, Ясмин не задумывалась, кто такой Абаль. Сначала он был просто Слугой, после — почти сразу — убийцей, чьего удара она подспудно ждала. А затем он стал ее другом. Любимым. Хлебом, солью, вином.
Он даже сыном Примула не успел для неё стать, потому что сразу же стал братом.
— Он верховный консул, Ясмина! В его руках все военное ведомство и теневой отряд, он держит на привязи военную силу и сферу правопорядка, а ты с ним, как с ручной белкой. Хочу поглажу, хочу с колен сгоню. Хотя бы не выбалтывай семейные тайны…
— Я их не знаю, — успела вставить Ясмин. — И не нужно называть меня Ясминой, я отвыкла, и мне все равно..
Айрис напирала. Она остановилась прямо напротив Ясмин, притулившейся у окна с чаем, и тяжело дыша продолжила:
— Что будет, когда ты ему надоешь? Ты уверена, что вы разойдётесь цивилизованно, а тебя не отправят в Чернотайю под благовидным предлогом?
Когда ты ему надоешь. Не если — когда. Такой ее видит Айрис? Скучной, бледной, тенью. Проекцией ослепительного оригинала, который она сама. Какое чудовищное количество комплексов порождает внешность — как прекрасная, так и отвратительная. Ясмин допила остывший чай и отставила чашку, съеденный бутерброд уселся в животе каменным комком. Айрис вольна думать все, что угодно, а лично ее интересуют более конкретные вещи.