И сейчас Ясмин лежала, как мертвая, скованная сетью, заново переживая самые страшные события своей — теперь своей — жизни. С трудом, но ей удалось дернуться под сетью, намертво придавившей ее к кровати.
— Айрис, — позвала Ясмин, и собственный голос показался ей чужим. Сорванным и простуженным. — Пожалуйста…
Айрис не могла не услышать. Бересклет всегда слышит Бересклета, тем более на таком малом расстоянии.
— Не нужно шуметь, милая Ясмин, — с тёплом в голосе сообщил мастер Файон. — Я попросил ее выйти в сад. Там есть чудесная благоустроенная веранда, где можно переночевать мечтательной девушке, любящей уединение.
Ясмин разрыдалась от липких прикосновений по всему телу. От ласкового голоса. От того, что никто не придёт. От того, что даже Айрис…Что знания прошлого мира на самом деле не дают ей никаких преимуществ. Наоборот, ставят ее под удар. Ясмин с ангельским смирением переносила насилие, от которого запросто сойдёт с ума дитя двадцать первого века.
— Ты знаешь, за что я наказываю тебя? — так вот зачем он вернул ей голос.
И память.
Она должна каяться и умолять о прощении. Жажда выползти из собственного окаменевшего тела стала невыносимой. Ум лихорадочно метался в клетке собственного тела. Ясмин напрягла все силы, но смогла только трепыхаться, как полумертвая птица.
Перед лицом всплыли змеиные желтые глаза мастера Файона.
— Я слушаю, Ясмин, — поощряющие произнёс он.
Его ласковый голос составлял разительный контраст с жестокостью действий.
Он же психопат, подумала она с ужасом. Неудивительно, что она его не распознала. Психопата днём с огнём не поймаешь. Даже если она станет умолять, он не остановиться, потому что цель его действий — не получить извинения, а причинить боль.
Ясмин сжала зубы и решила, что не скажет ни слова.
Глава 17
Но когда поняла, что осталась без сорочки, снова затряслась от ужаса. Ее никогда не били, не насиловали и не мучали. Ее не наказывали родители, а мужчины всегда были с ней милы. Может, потому что она пережила весь период юности, закрывшись в детской с книгами. Самое страшное, что с ней случалось — упившийся до синих демонов бывший, цапнувший ее за колени, когда она в очередной раз через него перепрыгивала. Вся боль, случившаяся в ее жизни, произошла вне сферы физического.
У неё просто не было статистики.
Плакать, как наполовину разделанная жертва маньяка?
А потом вдруг все закончилось. Руки, медленно жалящие тело, исчезли. Несколько секунд Ясмин лежала затаившись, как жучок в траве, прислушиваясь к собственным ощущениям. Но ее действительно больше никто не трогал.
В комнате стоял едва уловимый гул, как в трансформаторной будке, где высоковольтные провода словно шли через саму Ясмин. Или внутри улья. Или…
Или на арене при сражении мастеров. Она почти могла угадать звуки атак и защиты. А вот увидеть не могла. Ясмин по-прежнему лежала уставившись глазами в потолок, спелёнатая сетью. Это вернулась Айрис? В ней проснулась совесть, и она пришла ее спасти. Но… Айрис может сражаться с Файоном на равных?
Потом прикосновения вернулись. Что-то отвратительно медленно ползло по ее телу, царапая холодом ноги, потом живот и рёбра. Ясмин сжалась было от ужаса, но перед носом качнулась мелкая садовая змейка. Встав вертикально, как палочка, та покачивалась и кажется увеличивалась в размерах. То есть, она совершенно точно увеличивалась. На мгновение мелькнула пугающая мысль, что это мастер Файон полностью утратил человеческий облик.
— О господи, — сказала она с ужасом. — Это питон?
Или нет, не питон. Или питон, но очень маленький. Кто-нибудь видел живого питона? Ясмин — ни разу. Не считая сегодняшней змеищи.
Змейка качнувшись ещё раз, упала ей на предплечье и обернулась в три кольца, свесившись до пола, и дышать стало легче. Сеть словно истончилась и стала прозрачнее. Ясмин дернулась с новой силой, разрывая сковавший ее дар. А после зацепилась свободной рукой за столбец кровати и кое-как приподнялась. Странным образом ей подчинялась только верхняя половина тела. Подобное случается при анестезии в позвоночник.
Но и про непослушное тело, и про змейку она тут же забыла, глядя на двух дерущихся мужчин. Мастер Файон бесконечно складывал пальцы в незнакомые символы, сплетая свой дар для защиты, а Абаль… Абаль только нападал. Шест, раскалился до белизны и от его волн делалось не по себе даже Ясмин, хотя между комнатой и мастерами посверкивала едва уловимая глазом пленка.
Титориум, вдруг поняла она. Кто-то из них активировал Титориум этого дома, чтобы не создавать шум, поэтому она едва может расслышать звук боя. Ну или Титориум активировался автоматически.