— Нет, нет, нет, нет, нет, не смей, осёл!
Но не было ни умницы, ни смеха, ни закатывания глаз. Он не проснулся, не дышал, не вернулся к ней.
Крик Джерихо заглушил всё остальное, и Сорен взглянула вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как она устремилась к Вону, глаза её были дикими, грудь тяжело вздымалась, полураспущенные волосы развевались при её движении.
— Что ты наделал? Он был нашим рычагом, она собиралась…
— Джерихо, хватит! — Вон взревел — громче, чем она когда-либо слышала от него, боевой клич, который противоречил кличу его жены.
Его лицо было искажено маской горя, ярости… изнеможения.
— Достаточно.
В последовавшей тишине всё, что она могла слышать, было биение её собственного сердца, громкое и насмешливое. Всё, что она могла чувствовать, это ужасающую неподвижность в изгибе шеи Элиаса.
Это было несправедливо, что одни кости были важнее других. Это было несправедливо, что некоторые не могли исцелиться после того, как были сломаны.
Она думала, что в ней тоже может быть такая кость. Та, что сломалась вместе с шеей Элиаса, обещая бесконечную боль, неизлечимую рану.
Вон бросился вперёд и схватил Джерихо за плечи, отчаяние горело в его глазах.
— Любимая, пожалуйста, хватит. Посмотри на меня. Где это заканчивается, где мы подводим черту? В убийстве наших людей? В пытках умирающего мальчика? Это не стоило того с самого начала, и не стоит того сейчас! Отпусти меня!
Джерихо моргнула, глядя на него, как будто она была искренне сбита с толку. Её брови сошлись вместе.
— Здесь нет никакой черты. Нет ничего, чего бы я ни сделала, чтобы спасти тебя.
Муж и жена, некромант и целительница, смотрели друг на друга поверх костей, алтаря и трупа.
— Всё равно уже слишком поздно, — прохрипел Вон. — Мальчик исчез. По крайней мере, позволь ей уйти. Или ты собираешься убить и свою сестру тоже? Это та черта, которую ты чувствуешь, что готова переступить?
Джерихо сжала кулаки, начиная поворачиваться к Сорен. Затем она резко остановилась, отпрянув назад, как будто наткнулась на стену. Она повернула голову, чтобы посмотреть через плечо, её брови снова нахмурились, отстраненный взгляд затуманил её глаза, завеса тумана опустилась на сверкающую зелень.
— Что? — спросила она рассеянно.
— Я сказал, это…
Джерихо указала пальцем на своего мужа.
— Не ты.
Сорен тупо моргнула, глядя на них, притягивая Элиаса ближе, рукой рассеянно пробежавшись по его волосам. Ему нравилось, когда вокруг него суетились, когда ему было больно — он всегда притворялся, что это не так, но это было так. Однажды она принесла ему суп, когда он был болен, и он не переставал ухмыляться несколько дней после этого.
Она провела так много времени, сражаясь с ним. Столько времени боролась за то, чтобы остаться, найти это противоядие, будучи такой чертовски эгоистичной. Ей следовало потратить каждую свободную секунду на борьбу с ним, выпечку печенья и позволить ему хоть раз оставить себе носки. Она должна была отвезти его домой, когда он впервые попросил.
Он хотел жениться на ней.
— Ты не можешь быть серьёзным, — сказала Джерихо в воздух, недоверчиво глядя на Сорен. — Её?
Сорен встретилась с ней взглядом, скривив губы в ответ.
— С кем ты разговариваешь?
Джерихо не ответила, просто изучала её, наклонив голову, от чего по ней побежали мурашки, даже при таком оцепенении.
— Она не согласится. А у нас нету… ой. Будет ли она? — пауза. — Должен быть кто-то ещё. Не она… моя семья, мы не можем снова потерять её…
— С кем ты разговариваешь? — Сорен закричала так громко, что у неё самой заболела голова.
Джерихо открыла рот, затем застыла. Её глаза закатились, плечи дернулись раз, другой, как будто у неё был какой-то припадок…
Затем она стала очень, очень тихой.
Тихий смешок вырвался из её груди — более глубокий, совсем на неё не похожий, что-то, что пробрало Сорен до глубины души. Нечто, граничащее с безумием, хаосом и маниакальной энергией толпы. Джерихо опустила голову, и когда она встретилась взглядом с Сорен, её глаза заблестели золотом.
— Привет, принцесса, — промурлыкал голос, который не принадлежал Джерихо, её нежные тона были наслоены чем-то гораздо более тёмным. — Давай поговорим о деле.
Она инстинктивно сжала Элиаса.