— Что ты за проклятая богами тварь?
— Осторожно, — сказало существо внутри Джерихо, ухмыляясь её ртом, обнажая зубы, что обещало ужасные вещи, которые последуют. — Не употребляй наши имена всуе.
От адреналина каждый волосок встал дыбом, и Сорен проглотила какой-то низменный, животный ужас, который поднялся внутри неё. Эти золотые глаза смотрели на её горло с весельем, древние и жестокие, в них не было ничего доброго.
Ничего человеческого.
— Который из них ты? — прохрипела Сорен.
Элиас был мёртв. Атлас был наводнен нечестивыми существами. В этот момент идея поговорить с богом казалась смехотворно правдоподобной… хотя, возможно, это был шокирующий разговор.
— Меня зовут Тенебре, — сказало существо внутри Джерихо. — Бог Хаоса. Ты, наверное, не слышала обо мне, язычница. Прошло много времени с тех пор, как мне поклонялись.
Он был прав — она никогда не слышала о Тенебре. Но она знала, что есть пятый бог, и более того, она знала, что Элиас боялся даже говорить о нём. Как будто разговор о нём мог бы пригласить его войти.
— Я не особо религиозный человек, — прохрипела Сорен. — Переходи к делу.
Используя тело Джерихо, существо — бог — опустилось на колени рядом с ней и Элиасом, нежно проводя пальцами по спине Элиаса.
— Интересные татуировки, — сказал он, хотя рубашка Элиаса прикрывала их. — Одна из моих сестёр, Мортем всегда питала слабость к святым людям.
— Не прикасайся к нему. Просто скажи мне, чего ты хочешь.
Тенебре снова встал, сморщив нос.
— Знаешь, нетерпение — нехорошая черта для членов королевской семьи. Ладно, любимая, слушай внимательно. Ты видишь это?
Он вытянул руки Джерихо, двигаясь по медленному кругу, как будто для демонстрации, приподняв одну из её бровей.
— Так вот, Джерихо впустила меня только на данный момент… она не совсем готова пойти на постоянное соглашение, у нас есть своя сделка, которую нужно сначала завершить. Но вот в чём дело. Я ищу носителя… не для себя, ты не в моём вкусе. Но моя младшая сестра Анима… часть нашей сделки с Джерихо заключается в том, что она предоставляет ей носителя. Джерихо, конечно, предложила себя, но она не предназначена для Анимы. Оказывается, она мне больше подходит. С принцами та же история, они созданы совсем не для неё. Ты, однако… из того, что мы можем видеть, ты могла бы запросто подойти.
Сорен моргнула. Шок или не шок, это было слишком.
— Хорошо, — сказала она, зарывшись лицом в окровавленные руки, сделав несколько вдохов, которые казались слишком быстрыми, слишком пропитанными страхом. — Просыпайся, Сорен. Вставай.
— Мило, — сказал Тенебре. — Но боюсь, что это тебе сейчас не поможет, любимая.
— Ты просишь меня быть носителем. Для богини.
Тенебре вздохнул, позволяя голове Джерихо откинуться назад.
— У меня не хватает на это терпения. Ты справишься с этим, красотка.
Дернув головой и сдавленно ахнув, глаза Джерихо снова стали зелёными. Она споткнулась, и Вон поймал её, боль в его глазах была совершенно неописуемой.
— Аниме нужен носитель, — прохрипела Джерихо, как будто её голос был хриплым от чрезмерного использования. — И если ты впустишь её, она вернёт Элиаса.
Боль, воющая в груди Сорен, ненадолго притупилась.
— Что?
— Ты слышала меня.
Джерихо схватила Вона за руку, бледная и дрожащая, в её глазах горе и решимость вели собственную войну.
— Ты отдаешь Аниме своё тело, и Элиас отправляется домой.
Сорен подняла горящие глаза на двух предателей, стоящих наверху алтаря, сжигая их на костре собственного изготовления, всем сердцем желая, чтобы это стало реальностью.
— Нет. Верни его.
Это уже не просьба. Грубая команда, которая не примет ничего меньшего, чем повиновение, немедленное и тщательное. Голос генерала — голос королевы.
— Он этого не заслуживает, просто верни его.
У Джерихо хватило чёртовой наглости выглядеть печальной, надев это так же красиво, как и всё остальное, две нежные слезинки сверкали на её щеках, как бриллианты. Сорен хотела сорвать их с её лица.
— Я не могу, не сейчас. Он ушёл слишком далеко. Моя магия не может проникнуть так далеко.
Чёрт возьми. Чёрт возьми, чёрт возьми, чёрт возьми.
Колени ныли от кафельного пола, грудь онемела, руки дрожали, Сорен баюкала голову Элиаса у себя на коленях. Как бы она его ни трясла, сколько бы раз ни гладила его лоб и ни просила вернуться сюда, пока она не надрала ему задницу так, от чего он никогда не оправится, сколько бы раз она ни шептала «я люблю тебя, я люблю тебя, вернись, вернись, осёл»… он не проснулся.