— Ради Сэломии, — сказал тогда отец. — Она не переживет разлуку с тобой. Будет лучше, если ты останешься в столице.
— В качестве младшего учителя, читай: надзирателя для избалованных недоумков, — до последнего противился я.
— В Инайской академии у тебя будет карьерный рост, — назидательно заявил граф. — И достойное жалованье.
Я поскрипел зубами, но смирился. Пошел на поводу у отца и остался в Инайе. Устроился на работу в дархову академию и с ужасом ждал начала учебного года. Сам таким недавно был — богатеньким своевольным бездельником, уверовавшим в полную вседозволенность. Отлично помню, как мы подшучивали, а вернее, издевались над младшими учителями.
И вот накануне открытия академии отец заявляет, что он беден, как церковная мышь. А мать, пропев мне дифирамбы, вкрадчиво шепчет:
— В академии учится прекрасная девушка, Рамина Долэри. Очаровательное существо! Второкурсница с редким набором талантов: красива, умна, изысканна. К тому же очень богата.
— И что? — Я не сразу догадался, к чему ведет эта прелюдия.
— Да еще и герцогиня! — довольно потер руки отец.
— Внебрачная дочь, — поджав губы, все-таки не преминула отметить маменька.
— Зато наследница, — отбил пас Эльрек.
— А я здесь каким боком? — начал я терять терпение.
Родители захлопнули рты. Переглянулись, удивляясь, что я такой тугодум. Потом слаженно заулыбались, засюсюкали что-то про то, как я возмужал за последнее время.
Тьфу!
Нервы у меня все-таки сдали.
— Может, прекратите? Говорите скорей, что надо?!
— Подумать о будущем! — с жаром воскликнула маман.
Ей вторил безапелляционный отцовский вердикт:
— Жениться!
Конечно, падать в обморок — прерогатива нежных девиц, но мне почему-то вдруг очень захотелось поступить именно так.
Оказывается, мое устройство в академию было никак не связано с чувствами маменьки и ее тоской по старшему сыну. На кону были деньги. Большие деньги. Приданое внебрачного крысеныша могло спасти нашу семью от банкротства, и отец недолго думая продал меня герцогу Долэри.
— Идите к дарху… Оба! — Не реагируя на попытки родителей что-то возразить, я вышел из кабинета.
До рассвета просидел в кабаке, надеясь, что дешевый ром поможет забыться. Не помог. К паршивому душевному состоянию прибавилось дикое похмелье.
Домой меня ноги не несли. Решил сразу отправиться в академию. Следовало воспользоваться телепортом и прямиком из трактира перенестись в отведенные мне в замке апартаменты. Однако в последний момент передумал — решил пройтись пешком и проветриться.
Все в тот день недвусмысленно намекало на крупные неприятности. Сначала какая-то тварь зазвездила мне туфлей в голову. Жаль, не успел проследить за траекторией полета. Зафиксировал только ее приземление.
Очухавшись, решил больше не испытывать судьбу и, отыскав укромный закоулок, стал создавать телепорт. А вышло так, что расстарался для какой-то полуголой дуры, босой и в дырявых чулках.
Мало того что она толкнула меня, ведьма, в помойную кучу, так еще и шмыгнула в мой телепорт!
От столь неслыханной наглости я просто опешил и не сразу осознал, что сижу на вершине горы из объедков, вызывая законное негодование владеющей ею крысы. Сбросив с плеча подгнившую картофельную кожуру, дал себе клятву найти и проучить мерзавку.
Немного успокоившись, стал настраиваться на создание нового телепорта. Сначала — в душ, а потом — на охоту! Никуда девка из академии не денется. Войти-то в нее она вошла, а вот выйти так просто у нее не получится.
Севастьяна
Вскоре идея воспользоваться чужим телепортом уже не казалась мне такой гениальной. Не скажу точно, куда меня занесло, но по первым признакам очень смахивало на дурку.
Помимо того что пахло в здании, как в аптеке у зла Кораса: душистыми травами, свежесваренными зельями и шкурками засушенных полвека тому назад жаб — здесь было мрачно, холодно и сыро, как в доисторическом замке.
Стены готичного госпиталя украшали странные картины не то натюрмортов, не то пейзажей, написанных яркими красками. При длительном созерцании полотна, казалось, оживали, краски начинали сливаться в невообразимые узоры, словно цветные стеклышки в волшебном калейдоскопе. Одним словом, единство абстракционизма и психоделии.
Откуда-то с нижних этажей доносилось заунывное пение, а по коридорам сновали угрюмые медбратья в белоснежных нарядах, расклешенных от бедер. Талию каждого опоясывал широкий кожаный пояс с металлической бляхой, изображавшей не то цветок, не то солнце. Их внешний вид почему-то навеял мне мысли о привидениях.