Она сделала еще один шаг вперед:
– Кто послал тебя?
– Он не назвал своего…
Не дав ему договорить, Доротея призвала кинжал и по самую рукоятку вонзила его в грудь мальчишки. Ее движение было таким быстрым и яростным, что стражники невольно потеряли равновесие и рухнули на пол вместе с телом. Затем она призвала силу Красного Камня, сокрушила его жалкие внутренние барьеры и выжгла разум, не оставив там никого и ничего способного вернуться и отомстить.
– Отнесите тело в лес за пределами города и оставьте диким зверям – если, конечно, найдутся те, что позарятся на эту падаль, – процедила она сквозь зубы.
Стражники покорно уволокли тело из комнаты, Вальрик последовал за ними.
Доротея принялась мерить шагами комнату, сжимая и разжимая кулаки. Проклятье, проклятье, проклятье! Надо было хорошенько покопаться в голове у этого юнца, прежде чем полностью уничтожить его разум, и узнать, кто отправил его сюда. Впрочем, это наверняка дело рук Сади! Этот ублюдок играет с ней, пытается измотать ее, заставить утратить бдительность, застать врасплох!
Она закрыла лицо дрожащими руками.
Сади где-то там. В неизвестности. Если только не умер… Нет! Он не мог умереть! Тогда не останется никакой надежды снова подчинить его своей воле. Не останется вообще никакой надежды. Стоит ему стать мертвым демоном, как он объединит свои силы с Повелителем. А она не забыла угрозу, высказанную Сэйтаном на прощание, когда его голос поднялся из глубин кружащейся тьмы: в день, когда умрет Деймон Сади, погибнет весь Хейлль.
Наконец, совершенно утомленная, Доротея опустилась на постель. Поколебавшись мгновение, она погасила свечу. Во тьме больше безопасности – если ее вообще можно сейчас обрести.
Доротея отбросила капюшон плаща и сделала глубокий вдох, прежде чем войти в небольшую гостиную в старом Святилище. Геката уже сидела у потухшего камина, как всегда скрывая лицо под капюшоном. Перед ней стоял пустой кубок из воронового стекла.
Доротея призвала серебряную фляжку и поставила ее возле кубка.
Геката раздраженно фыркнула, неприятно удивленная незначительной величиной сосуда, но указала на него пальцем. Фляжка открылась и взмыла над столом. Горячее содержимое алой струей хлынуло в кубок, и он скользнул по воздуху в протянутую руку Темной Жрицы. Она сделала несколько быстрых, жадных глотков.
Доротея, стиснув руки, лежащие на коленях, выжидала. Наконец, когда терпение лопнуло, она рявкнула:
– Сади до сих пор на свободе.
– И каждый день все сильнее истончает его терпение, – произнесла Геката девчоночьим, почти детским голосом, так не вязавшимся с ее порочной натурой.
– Именно.
Геката удовлетворенно вздохнула:
– Это хорошо.
– Хорошо?! – воскликнула Доротея, вскочив с кресла. – Вы не знаете его!
– Зато я знаю его отца.
Доротея содрогнулась.
Геката поставила пустой кубок на стол.
– Успокойся, Сестра. Я уже сплела великолепную сеть для Деймона Сади, из которой ему не выбраться, потому что он сам не захочет этого.
Доротея вернулась к своему креслу.
– И тогда он снова может быть Окольцован.
Геката тихо, зловеще рассмеялась:
– О нет, в этом случае он будет бесполезен для нас. Но умерь свое беспокойство. Он будет охотиться за более крупной добычей, чем ты. – С этими словами она ткнула пальцем в Доротею. – Я славно потрудилась для тебя.
Верховная Жрица Хейлля сжала губы, отказываясь заглатывать наживку.
Геката выждала минуту.
– Он отправится за Повелителем.
Доротея, пораженная, уставилась на нее:
– Почему?
– Чтобы отомстить за девочку.
– Но это же Грир уничтожил ее!
– Да, но Сади-то этого не знает, – произнесла Геката. – Как только я поведаю ему печальную историю о том, почему все это произошло с девочкой, Деймон будет думать лишь об одном – он должен голыми руками вырвать сердце Сэйтана. Разумеется, Повелитель не одобрит этого милого начинания.
Доротея села в кресло и откинулась на спинку. Уже много месяцев она не испытывала такого облегчения.
– Что потребуется от меня?
– Отряд стражников, которые помогут расставить силки.
– Тогда, думаю, стоит выбрать тех, кто не представляет особой ценности.
– Не переживай за своих людей. Сади не представляет для них угрозы. – Геката поднялась, давая тем самым понять, что пора уходить.