А выйдя во двор, услышала гомон за воротами: мужские и женские голоса не то причитали, не то чего-то требовали. Ингваровы отроки снаружи преграждали незваным гостям путь. Эльга прошла к поварне, поставила сковороду под рушником на камни очага, где было тепло в нужной мере, и велела Миленке следить. Потом, отряхивая руки, подошла к воротам.
– Я вам говорю, тупые бабы! – доносился снаружи сердитый голос Гримкеля Секиры, десятского нынешней дворовой стражи. – Жалобы и тяжбы – в четверг на Святой горе! Нынче не четверг, и князь ваших дел разбирать не будет!
– Княгине! Княгине доложи! – вопили женские голоса. – Пусть она заступится за нас! Нельзя до четверга ждать, завтра же идти ниву зажинать, а у нас такая беда!
– Гевульв! – окликнула Эльга другого гридя рядом во дворе. – В чем там дело?
Упоминание нивы и зажинок встревожило ее: она и без того боялась, что по неопытности испортит самое важное за весь год женское священнодействие.
– Про порчу что-то гундят, если я понял, – Гевульв хмурился, вслушиваясь.
– Скажи Секире, чтобы пропустил пару человек, – велела Эльга. – Я хочу знать, в чем дело.
Гевульв ушел за ворота, что-то там сказал, гомон поутих. Гридь вернулся, ведя за собой двоих: старейшину Радовека и его жену, Немировну. Эльга знала ее: к ней она недавно посылала с просьбой помочь определить готовность нивы. Помня, что эта краснорожая тетка ей полезна, она попыталась принять приветливый вид, чему несколько мешала тревога.
– И я, и я! – орал кто-то позади них. – И меня! Княгиня, вели пустить и меня! Белянец я, на нас вину тяжкую возводят, дай мне тоже слово сказать!
Но Эльга коротко качнула головой: сначала кто-то один. Ворота вновь закрылись, перед княгиней оказались двое селян. Сцепив кисти, Эльга стояла прямо и молча ждала. Сейчас на ней было простое варяжское платье из тонкой серой шерсти и передник конопляного холста, руки в муке и никаких украшений, однако строгое лицо и величавая осанка не оставляли сомнений в том, что это и есть главная здешняя хозяйка.
Трое гридей подошли и встали по сторонам от нее, положив руки на пояса. На лицах их было написано пренебрежение и готовность немедленно выкинуть эту дрянь, что залезла во двор, стоит госпоже лишь нахмуриться. Радовек и баба притихли и низко поклонились. Когда они разогнулись, Эльга кивнула:
– Что у вас за беда, добрые люди? Говорите.
Это было не разрешение, а приказ.
– Княгиня, вели князю нас выслушать! – уже не дерзко, а жалобно заговорила Немировна. – Не пускают отроки, а мы совсем пропадай…
– Что вы говорили о зажинках? Я выслушаю вас.
– Испортили нам поле, княгиня! – заговорил Радовек. Это был крупный, полноватый мужчина с круглым, как блин, лицом, где на обвислых щеках росла полуседая негустая борода. – Изрыли вепри, испортили совсем, половину жита загубили…
– А все потому что ведьма! – затараторила его жена, не в силах дождаться, пока мужик дойдет до главного. – Порчельница, пережинщица, испортила нам поле, мы вот этими своими глазами видели, как она колосья подрезала!
В лице Эльги не дрогнул, как она надеялась, ни единый мускул, но внутри плеснуло холодом, и сердце рухнуло куда-то вниз. Даже стоять прямо ей сейчас стоило труда. Ее видели той ночью на поле? А если видели, то винят в порче? Возникло чувство, будто она катится в пропасть и тащит за собой весь этот двор и гридницу с Ингваром и всей дружиной.
Княгиня-ведьма! Такое бывает только в страшных сказках, где княжьему сыну пакостит злая мачеха. Неужели ей придется примерить платье этой злыдни? Эльга была готова надавать самой себе поленом по голове за глупость и легкомыслие. Как она не подумала, что ее невинное «обучение» на краю чужого поля может быть принято за пережин – ворожбу-порчу. А то и, сохрани Мокошь, и послужить этой порчей! Даже потеря старинного серпа по сравнению с этим выглядела бы мелкой небрежностью без злого умысла.
Ингвар убьет ее и будет прав. Ей, жене и княгине, трудно было бы придумать средство посильнее, чтобы загубить мужу начало княжения в чужой земле.
– Что вы видели? – ровным голосом спросила она, лишь чуть сильнее стиснув побеленные мукой пальцы.
– Вдоль поля краешек выстрижен, – Немировна показала руками как бы вдоль краешка, – ровно три горсти колосьев! Точь-в-точь как пережинщицы делают! Остались теперь дети наши без хлеба на ползимы!
– Вы видели, как ведьма делала это? – с нажимом уточнила Эльга.