А с другой стороны, ведь сегодня — идеальный день, солнечный, яркий, вкусный. Кажется, именно такого дня она и ждала долгие пять месяцев, а может быть, и целую жизнь. И все уже дома готово, и можно просто лечь и закрыть глаза, и тогда наступит долгожданная ночь, за которой не будет ни одного мучительного дня.
Если заниматься с мальчиком каждый день или хотя бы через день, месяц не будет таким уж длинным. Дотянуть сопливца с двойки на четверку — не достойный ли финал для учительской жизни?
— Пусть приходит завтра с учебниками, — вздохнула она.
— Спасибо, Вер! Я с ним тебе обед пришлю, — обрадовалась Клава.
Вера Ивановна вернулась к себе. На столе лежала стопка пыльных тетрадей, приготовленных для последнего вечера. И опять сегодня не суждено сбыться давней мечте, самой глупой и самой стыдной. Она открыла первую тетрадку. Долго разглядывала неуверенный детский почерк, деление столбиков и корявые дроби, нарисованные карандашами квадраты и прямоугольники, красные поля с двух сторон, тройки и четверки, выведенные ее рукой. Вспомнила, как получала свой красный аттестат и золотую медаль.
Если она дотянет пацана до отличной оценки, то ломаная линия ее жизни замкнется, сгладятся углы, и останется только ровная окружность, от пятерки и до пятерки.
Июнь
Май выдался тяжелым. То ли Вера Ивановна переоценила свои педагогические способности, то ли стара стала, то ли молодежь пошла уж очень трудная, но только дело с Мишей двигалось туго. Каждый день он являлся к обеду с кастрюлькой — то щи, то овощи тушеные, то пюре, а иногда даже с жареной печенкой. Вера Ивановна давала ему пару задачек и торопливо ела, а потом они вместе пили чай. Она все старалась подсунуть мальчишке сладенькое, варенья или конфетку — для мозгов-то полезно.
Мишаня, как звала внука Клава, относился к тому типу учеников, какой Вера Ивановна всю свою учительскую жизнь не любила больше всего. Уж лучше неусидчивый хулиган с огоньком в глазах, чем такой вот, тихий и замкнутый, на удивление апатичный и вялый, будто студень проглотил. И совершенно непонятно было, чем его зацепить, как пробудить в нем хотя бы каплю интереса.
Каждую свободную минутку пацан доставал из кармана мобильный телефон и принимался жать на кнопки. У Веры Ивановны от музыки, бибиканья, писка, стрельбы и беспрерывного потока незнакомых звуков начинала болеть голова. В конце концов она попросила Клаву, чтобы Миша приходил без телефона.
Без телефона у пацана будто кончилась последняя батарейка. Он сидел молча, подперев голову, и надувал веснушчатые щеки. Вера Ивановна объясняла материал, а он смотрел в пустоту и кивал. Когда дело доходило до задачек, Мишаня коряво выводил цифры, не имеющие ничего общего с решением. Вера Ивановна поначалу пыталась понять его логику, но потом догадалась, что он просто пишет первое, что придет в голову.
Она уже хотела бросить эту затею, если бы не одно обстоятельство. Каждый раз, когда она слышала его жалобно-просительное «баб Вер», где-то в глубине живота возникало чувство странное и приятное, чем-то похожее на умиление, только тоньше и незаметнее. Никто ее раньше так не звал.
За две недели с огромным трудом Мишаня осилил едва ли десятую часть программы. Твердая тройка — максимум, на что они с Верой Ивановной могли рассчитывать. Но это же позор, она заслуженная учительница, опытнейший педагог! Вдобавок ко всему она признала, что программа по математике стала сложнее. Некоторые задачки раньше попали бы в разряд олимпиадных, а «Элементы стохастики» только в университете изучали.
— Миша, — спросила однажды Вера Ивановна, разглядывая цветущую сирень за окном. — У тебя мечта есть?
— Есть, баб Вер, — кивнул мальчик.
— И о чем же ты мечтаешь?
На мгновение ей показалось, что в голубых глазах мелькнул наконец-то живой огонек. Он потупил взгляд и засунул в рот большой палец.
— Ну, так что у тебя за мечта?
— Айпод, — наконец-то промямлил Мишаня.
— Ай что? — удивилась Вера Ивановна.
— Плеер такой. Беленький, красивый, — вздохнул мальчик. — Я коплю-коплю деньги, карманные и за сдачу бутылок, а мне еще много не хватает.
— И сколько тебе не хватает?
— Три тысячи сто сорок два рубля, — не задумавшись, ответил Миша.
Вера Ивановна усмехнулась.
— В нашем с тобой, Миша, учебнике, четыреста двадцать пять задачек. Если бы тебе платили за каждую задачку деньги, сколько должна стоить каждая задачка, чтобы к экзамену накопить нужную сумму?
Мальчик засопел, выводя на клетчатом листке каракули.
— Семь рублей и копейки!
— А сколько копеек?
— Не делится…
— А в дробях? — она хитро сощурилась.
Мишаня снова заскрипел карандашом по бумаге.
— Выходит семь рублей и сто шестьдесят семь четыреста двадцать пятых! — выдал он спустя добрых десять минут.
— Правильно! Молодец! — обрадовалась Вера Ивановна. — И у нас с тобой осталось до экзамена девятнадцать дней. Сколько задачек надо решать в день?
— Двадцать две целых и семь девятнадцатых! — на этот раз он выдал ответ гораздо быстрее.
Ну, вот и отлично. Значит, каждый день будем решать по двадцать три задачки, и у нас еще останется время на повторение.
— Баб Вер, а кто мне будет платить по восемь рублей?
— Я тебе буду давать по пять рублей за каждую задачку, решенную правильно с первого раза. За каждую ошибку — на рубль меньше. Остальное получишь, если сдашь экзамен на пятерку.
— На пятерку не смогу, — надулся Мишаня.
— Как же не сможешь, если мы с тобой все задачки перерешаем?
После вычета квартплаты от пенсии остается как раз три с половиной тысячи. Из еды можно покупать только хлеб да молоко, на завтраки хватит старых запасов каши, обед Мишаня приносит, а без ужина оно и полезнее для здоровья. Лекарства вроде бы все пока есть, бытовой химии тоже на месяц хватит. А к экзамену, глядишь, и следующую пенсию принесут.
Выяснилось, что Миша в общем-то ребенок довольно способный. По совету Веры Ивановны он принес яркий буклет с фотографиями плеера, а она повесила его прямо над столом. Каждый день они вместе записывали в столбик, сколько не хватает денег и сколько задачек нужно решить.
Странное дело, с тех пор как Миша — ее последний ученик — начал слушать внимательнее и решать задачки быстрее, Вере Ивановне стало неинтересно с ним заниматься. Все чаще и чаще она предпочитала разглядывать облака за окном, кусты сирени, полосатую Васькину морду и обращала внимание на мальчика только в ответ на его настойчивое:
— Баб Вер, я уже решил эти две.
Однажды ей так сильно захотелось пойти погулять в парке, что она взяла и отменила занятие.
— Ты что, баб Вер! Мы бы штук двадцать задачек решили, это ж целых сто рублей!
— Мишань, ты порешай сам, какие сумеешь, а я тебе завтра денежку отдам.
Этот день Вера Ивановна провела в парке. На душе было по-хулигански радостно, как в далеком детстве, когда прогуливаешь уроки. Она с неприличным любопытством разглядывала юные парочки — девушек в коротеньких юбочках с розочками или мороженым в руках, нарочито вальяжных парней. Они казались ей такими солнечными и чистыми, будто аура светилась вокруг них, как у святых. Укоризненно качала головой, когда такие парочки устраивались на скамейки и принимались пить пиво из бутылок.
Рабочие в комбинезонах выкрашивали скамейки и качели в яркие цвета, дворники собирали мусор в мешки, на клумбах возились толстые тетки, вскапывали землю, высаживали цветы. Там и тут разворачивали шатры летние кафе, все чаще доносилась музыка. Чем более радостным и прекрасным виделся ей мир, переходящий от грязно-весеннего состояния к солнечному и пыльному летнему, тем больше хотелось его оставить, пока в нем все в порядке.
Вера Ивановна не удивилась, когда экзамен Мишеньке назначили на девятое июня. И ни капельки не поразилась, когда он принес пятерку. Она и деньги в конвертике приготовила заранее, как раз накануне принесли очередную пенсию.