Марта хмыкнула. Да, это была в высшей степени сексуальная женщина. О, она слышала их обоих, когда был жив мсье, — все эти стоны и возгласы. Экое непотребство в их-то возрасте! Она, конечно, знала, что мадам занимается этим делом… в общем, играет сама с собой, хотя по выражению ее лица можно было понять, насколько все это для нее серьезно. Отнеся полный таз в ванную, она вылила воду и вернулась в спальню мадам за щеткой и гребешком. Покончив с волосами, она вынула из большого шкафа ночную рубашку — самую красивую, из тонкого шелка. Затем она сложила руки Катрин на груди и накрыла ее по пояс белоснежной простыней с кружевами.
В последний момент ей пришло в голову воткнуть между пальцами веточку жимолости. Вот так будет лучше, с удовлетворением подумала она. Воплощенная невинность…
Когда Доминик пришла посмотреть на мать, Катрин напоминала восковую куколку. Пожалуй, можно наложить макияж, подумала Доминик.
И направилась к туалетному столику, где Катрин держала свою косметику единственной фирмы, которую признавала, — «Ланком». Но стоило Доминик выдвинуть ящик, как она застыла с вытянутой рукой при виде предмета, лежавшего рядом с зеркальцем матери. Медленно, словно подбираясь к неразорвавшейся бомбе, пальцы Доминик коснулись его, сжали и подняли. Это был бархатный футляр для очков — черного цвета, с вышитым красной нитью драконом. Из отверстия выскользнули очки, которые мать надевала для чтения. Доминик тяжело опустилась на стул. Она никогда не видела эту вещь прежде. Мать всегда предпочитала сдержанные тона; эти бисерные блестки были не в ее вкусе — они выглядели слишком… слишком азиатскими. В безумной спешке, будто торопясь успеть к назначенному сроку, она перерыла все ящики и наконец обнаружила второй футляр в тумбочке около кровати. Когда она перекладывала очки из одного футляра в другой, руки у нее дрожали, но позднее, показав бархатный футляр Марте, она ничем не выдала себя, и в вопросе ее прозвучало только удивление:
— Ты не знаешь, кому это принадлежит? Прежде я подобной вещи не видела… Или же мама решила сменить стиль?
Марта, надев свои собственные очки, взяла в руки футляр.
— Нет, у мадам не было такого, — уверенно сказала она. — Я никогда его не видела.
— Быть может, она его недавно где-нибудь купила, — предположила Доминик. — Он был в одном из ее ящиков.
— Наверное, так и есть, — легко согласилась Марта. — Вряд ли она стала бы пользоваться подобной вещью. Она часто покупала не раздумывая, а потом все это пылилось без всякой пользы.
«Только не в этом случае, — подумала Доминик, — такую вещь мама не купила бы. Ей это дали… вернее даже, оставили у нее, чтобы я могла найти».
Поднявшись вновь в спальню матери, она стала медленно и методично осматривать тело в поисках разгадки, но ничего не обнаружила. «Как же они это сделали? — спрашивала она себя. — Как?» Ибо никаких сомнений у нее не осталось с того самого момента, как она увидела красного дракона, которого подбросили как печать или подпись под приговором. Если ее мать действительно скончалась от острого сердечного приступа, то это произошло не в силу естественных причин, а при помощи каких-то других, непонятных средств.
Пища исключалась, поскольку они втроем ели то, что приготовила Марта. Питье также. Кроме того, яд оставляет следы, или бывают и исключения? Быть может, таблетка или пилюля? Она осмотрела все пузырьки и баночки в аптечке в ванной — ничего, кроме аспирина и прочих самых обыкновенных лекарств. У матери было крепкое здоровье: глупость укрепляет тело, как любила говаривать ее бабушка дю Вильфор. «В таком случае, — презрительно сказала себе Доминик, — нечего удивляться, что моя матушка никогда не болела». На многих коробочках были просроченные даты — ее мать не увлекалась глотанием пилюль. Но как же тогда? Как они убили ее?
Нанесли смертельный удар? Она знала, что в карате и дзюдо есть приемы, позволяющие убить пальцами или рукой. Однако на теле Катрин не было синяков или кровоподтеков — ничего не было, если не считать красного пятнышка у самого основания затылка, как если бы она слегка расчесала шею, и нескольких царапин на пальцах из-за работы в саду без перчаток. Происхождение этих царапин не вызывало сомнений.
Доминик осмотрела все — даже кремы и лосьоны в ванной комнате, а также пудру и притирания. Смертельный яд мог содержаться в самых обычных вещах, и достаточно было всего лишь крохотной капли, чтобы…
Она долго сидела, напряженно размышляя об одном и том же. Эти люди были так хитры. Судя по всему, они изучили привычки матери — им было известно, чем она занимается по ночам. И каким-то образом, каким-то способом — эту загадку она так и не разгадала — они совершили убийство, придав ему вид естественной смерти.
Если бы они не пожелали таким странным способом известить ее об этом, Доминик ничего бы не заподозрила.
Это было, конечно, предупреждение. Они давали ей понять, что она в их власти и если не сделает того, что ей приказали, ее ждет печальная судьба матери. Она содрогнулась. Они даже не знали ее мать. Впрочем, Катрин для них была только средством, ведущим к цели. Только теперь Доминик стало понятно, в какие беспощадные руки она попала, и ужас пронзил ее. Она была их собственностью, их вещью, которой они могли распоряжаться по Своему усмотрению и в любое время. На какое-то мгновение ее охватила паника, ей хотелось завизжать, забиться в какую-нибудь нору, позвать на помощь и указать на своих мучителей обличающим перстом… Вместо этого она вернулась в свою комнату и проглотила еще одну таблетку — всего одну, чтобы успокоить нервы. Спать было нельзя — она должна была распорядиться насчет похорон матери.
Блэз приехал через несколько часов; она позвонила по номеру, которым пользовалась в тех случаях, когда было необходимо поговорить. К счастью, он оказался недалеко — во Франкфурте.