— Если так все серьезно, может, лучше передать это дело соседям.
И об этом вопросе Сергей тут же пожалел. Сейчас следовало бы ожидать гневной — в меру, разумеется, — отповеди о чести мундира, о том, что негоже перекладывать свою работу на плечи других и уж тем более на широкие плечи парней из «Комитета глубинного бурения», как по старой памяти все еще называли ФСБ. Менты очень не любили, когда в их дела вмешивались коллеги из конкурирующей структуры.
Но генерал лишь пожал плечами.
— Кто знает, может, они тоже будут работать с этим... объектом. Если что — докладывайте мне немедленно, постараюсь уладить.
Он сделал паузу, давая понять Сергею, что аудиенция окончена. Капитан понял правильно, тут же встал — чуть не по стойке «смирно», разве что каблуками не щелкнул.
— Разрешите идти?
— Идите, капитан... и удачи вам. Знаю, понадобится.
И глядя как за Буруном закрывается дверь, потянулся к душащему галстуку, рванул с неожиданной яростью, разорвав резинку. Покатилась по столу вырванная с мясом пуговица форменной рубашки. А потом генерал вдавил кнопку селектора, прохрипел:
— Нина... найди мне коньяку. И побыстрее, девочка...
Сергей извлек из сейфа папку, аккуратно положил на стол. Пухлое дело уже не помещалось в картонных корочках — и большей частью содержало в себе кучу мусора. Кучу никому не нужных бумаг — отчеты наружного наблюдения, справки, рапорты и доклады... Но среди этого вороха имелись настоящие жемчужины. Только вот показать их кому-то, похвастаться, не было никакой возможности. Ни один нормальный человек в это не поверит. Несмотря на все подписи и печати, украшающие документы.
Он выглянул в окно. Над городом нависли мрачные, тяжелые облака, хлеща водой асфальт, стены домов, начавшую желтеть листву. И прохожих, конечно — тех, кому в такую отвратную погоду довелось выползти из теплых уютных квартир.
С той встречи в кабинете начальника МУРа прошло более года. Тяжелого года — високосного. Каких только неприятностей не принесло это время — и всему миру, и отдельным людям. Катастрофы естественные и рукотворные, теракты... просто всякие мелочи, вроде поломанных рук и ног, неожиданно обострившихся болячек и неожиданно навешанных выговоров, ставящих крест на давно ожидаемой звездочке. Кто-то мог бы сказать, что високосный год здесь ни при чем... но Сергей уже не знал, во что можно верить, а в чем следует сомневаться.
Неделю назад генерал-майора Шагина с почетом проводили на пенсию. Или «ушли» на пенсию, что было более верно. Кому-то наверху очень понадобилось генеральское кресло, чтобы посадить в него своего человека. Может быть, очень даже достойного... так или иначе, но генералу прозрачно намекнули, что не один он жаждет носить на плечах тяжелые звезды.
И теперь Сергей остался с этой папкой вдвоем. Никому документы, собранные в картонных, потрепанных за прошедшее время корочках, теперь не нужны. Никто о них не знает... Правда, генерал просил докладывать ему и впредь... но тот же Панарин уже поглядывает косо, мол, целый старший оперуполномоченный большую часть времени занимается какой-то ерундой, да еще не докладывает о проделанной работе.
Скрипнула дверь — на пороге, привычно ссутулившись, стоял Юшков, держа в руке дымящийся чайник.
— Кофе будешь?
— Давай... как машина?
— Заправился под завязку, готов к работе.
Генка Юшков выглядел как настоящий милиционер. По крайней мере так себе представляют идеального стража порядки некоторые обыватели, пересмотревшие западных боевиков. Здоровенный, под два метра ростом, широкоплечий настолько, что было не совсем ясно, как он умещается за рулем своего «жигуля», Генка, несмотря на довольно устрашающую внешность, был существом дружелюбным, компанейским и необидчивым. Но самое главное — он умел держать язык за зубами, а потому Сергей счел нужным посвятить своего напарника во все детали работы.
Первые два месяца Генка посмеивался над капитаном, считая его немного не от мира сего. Но ведь, с другой стороны, работы стало поменьше, прекратились — почти — постоянные ночные дежурства, и Юшков был доволен. Что с того, что капитан, да еще вместе с генералом, слегка помутились разумом? Зарплату платят, выслуга идет... Потом появился первый из тех самых документов — и работа перестала казаться пустой тратой времени. С того момента отношения между старшим опером и сержантом-водителем установились самые что ни на есть дружеские, и часто оба забывали, кто является начальником, а кто — подчиненным.
— Наружники передали очередную сводку.
Сергей посмотрел на тоненькую стопку бумаги.
— Как обычно, ничего?
— Абсолютно, — кивнул сержант. — Правда, до конца я не дочитал. Обычный день обычного человека. Гулял по парку. Познакомился с роскошной телкой, знакомство продолжили в ее квартире...
— Кто такая, установили?
— Да. Мерцевич Инга Леоновна, двадцать три года, работает инструктором в фитнес-центре, в б... прости, шеф, в проституции не замечена. Хотя мужиков меняет достаточно часто. Небедная. В общем-то ничего выдающегося, кроме м-м... отдельных частей тела.
Бурун взял отчет, бегло пролистал.
— Та-ак... ушел он от нее в 16.00, до закрытия проторчал на Горбушке, купил груду радиодеталей...
— Шестой раз за последние два месяца, — ехидно вставил Гена, рассыпав по чашкам кофе и с тоской бросая взгляд на дно опустевшей сахарницы. — У тебя сахар еще остался?
— В тумбочке... да, шестой раз.
— Все зафиксировали?
— Все до последней детальки, список приложили. Там такая толпа всегда, можно человека пасти, ни на шаг не отпуская. Отнесешь список экспертам, пусть подумают, на кой черт такая подборка может понадобиться.
— Угу... дальше?
— Топтуны утверждают, что в метро он пытался сбросить хвост.
— Пытался или сбросил?
Сергей хмыкнул, поскреб щетину на подбородке — утром, как это часто бывает, в битве бритья и сна победу одержал все-таки сон. Затем еще раз пробежал глазами сводку, на этот раз куда внимательнее. Пожал плечами.
— Пытался... причем на удивление бездарно. Начитавшись хотя бы бульварных романов, можно было бы придумать что-нибудь поумнее. Один поезд пропустил, дождался второго, затем вдруг рванул вдоль вагонов, пробежал две трети платформы... и все на этом. Больше никаких резких движений, даже толком не оглядывался. Побродил по Горбушке, скупился, пошел домой. Поболтал с соседом. Через полчаса вместе со своей матерью зашел к нему, просидел в гостях около полутора часов. Вернулся домой. Все.
— Прослушка?
— Дохляк... обычные шумы. Телевизор. Разговоры о погоде, о здоровье, о ценах — ничего необычного.
Сергей с удовольствием отхлебнул горячего крепкого кофе, кивнул в знак благодарности.
— Я бы сказал, что все это в высшей степени подозрительно, — глубокомысленно заявил Генка. — Смотри, уже месяц мы фиксируем каждый звук в его квартире. И все это время он со своей мамашей...
— Если она ему мамаша.
— В общем, с этой бабкой говорит о погоде, о ценах, о здоровье, о телепрограммах. Ни разу не коснулся политики. Ни разу не поговорил о чем-то личном, о прошлом. Ни разу не прозвучало хоть полслова о том, чем он занимается...
— Знать бы чем.
— Скупкой радиодеталей, — фыркнул Геннадий. Затем вздохнул с явственно слышимой тоской: — И бабами еще... ну почему ему так везет на красивых цыпочек. Без комплексов и без претензий. Ни одна из них в мою сторону даже не посмотрит. Подумать только, за последний год у него их было... сколько? Дюжина?
— Больше.
— Вот именно... И ни одна, капитан, ни одна ему не позвонила! Ни к одной он не пришел дважды!
— Завидуешь?
— Еще бы. Тебе не кажется, что все о-очень подозрительно?
— Есть еще одна странность... — Сергей достал из папки очередной пакет документов — расшифровку прослушки за вчерашний день. Против каждой фразы стояли дата и время. — Вот, смотри... здесь, эта вот фраза. «Ты смотри, смотри, как он сыграл! Это же не гол, это произведение искусства!»