Я тащу ее наверх, в отдельный номер на самом верхнем этаже.
Я уже пользовался этой комнатой раньше, только с профи. А не с девушками для… личных целей.
У меня всегда были определенные склонности.
Вот почему никогда не было серьезных отношений до Рокси.
Я не люблю целоваться, не люблю обниматься, не люблю шептать нежные слова в темноте.
Что мне нравится, так это полное послушание. Полный контроль. Самый простой способ получить именно то, что я хочу, — заплатить за это.
Я предпочитаю профессионалов. Женщин, которые жеманятся и позируют для моего внимания в повседневной жизни, понятия не имеют, как доставить мне удовольствие.
Но Клэр… Клэр — это нечто другое.
Она была защищена от подобного, это очевидно. Заманчиво познакомить ее с миром за пределами белых заборов из штакетника.
Я видел, как она реагирует, когда я отдаю ей приказ. Она хочет сопротивляться, но не может. Когда я прикасаюсь к ней, неважно, насколько грубо, ее зрачки расширяются, кожа краснеет, бедра дрожат.
Она может сказать себе, что ненавидит меня, что она в ужасе.
Но правда в том, что… ей это чертовски нравится.
И здесь есть все инструменты, которые мне нужны, чтобы заставить петь эту маленькую птичку.
Номер большой и величественный, выдержанный в том же древнем, богато украшенном стиле, что и остальная часть клуба. Кровать с малиновым балдахином. Плотные шторы не пропускают ни малейшего проблеска дневного света, а толстые ковры приглушают потертые деревянные половицы. Здесь, наверху, свет имеет красноватый оттенок, смягчаемый старомодными абажурами.
— Садись, — говорю я Клэр, кивая в сторону кровати.
Она настороженно смотрит на матрас.
— Сядь, — рявкаю я.
Ее колени сгибаются без сознательной мысли. Она опускается на край кровати, ее связанные руки лежат на коленях.
Я отворачиваюсь, чтобы скрыть улыбку.
Легкий стук в дверь сигнализирует о приходе официантки. Я беру напитки с ее подноса и запираю дверь.
Клэр вздрагивает от звука поворачивающегося засова.
— Послушай, — начинает она всхлипывать. — Я уже говорила тебе, что понятия не имею ни о какой вражде между тобой и моим отцом. Он мне ничего не говорит, мы не близки. На самом деле, я думаю, что он отчасти презирает меня… если ты думаешь, что он заплатит выкуп…
— Тихо, — говорю я.
Она замолкает, ее горло судорожно сжимается, когда она сглатывает.
Я подношу ей напитки.
— Хочешь пить? — тихо говорю я.
Я знаю, что хочет.
Адреналин обезвоживает, как ничто другое. Я вижу, какими бледными и похожими на бумагу стали ее губы, как трудно ей глотать.
Она протягивает связанные руки за напитком.
— Нет, — говорю я. — Открой рот.
Она смотрит на меня, ее темные брови раздраженно сходятся в линию.
— Открой, — рычу я.
Медленно ее губы приоткрываются.
Я макаю пальцы в водку с содовой. Затем провожу влажными кончиками пальцев по губам Клэр, увлажняя их.
Она дрожит от моего прикосновения.
Бессознательно ее губы приоткрываются еще больше, язык выскальзывает, ища увлажнения, но вместо этого скользит по подушечкам моих пальцев, посылая толчок вверх по моей руке.
Она облизывает губы, желая большего.
— Открой рот, — говорю я снова.
На этот раз Клэр открывает его шире.
Я делаю глоток ее напитка, затем выплевываю его прямо ей в рот.
Она в ужасе отшатывается, брызжа слюной.
— Какого хрена ты делаешь! — визжит она.
Я хватаю ее за подбородок большим и указательным пальцами, крепко прижимая к себе, сверля пристальным взглядом.
— Ты хочешь пить или нет?
— Я не… ты даже не думай о… — заикается она.
— Ты, кажется, не понимаешь своего положения, Клэр, — рычу я. — Я похитил тебя. А когда братва что-то крадет… то не отдает обратно. Теперь ты принадлежишь мне. Если хочешь есть, то будешь есть из моей руки. Если захочешь пить, будешь пить из моих уст. Ты ответишь на мои вопросы и будешь делать то, что я скажу. Или пострадаешь от последствий.
— Каких последствий? — Клэр пищит.
Игнорируя, я делаю еще один глоток напитка, ощущая на языке сладкую свежесть лайма и водки. Затем целую ее, позволяя ликеру смешаться между нашими ртами.
На этот раз Клэр не отстраняется. На самом деле, она поддается поцелую, как будто там содержится гораздо больше наркотика, чем в рюмке водки. Мой рот — наркотик, мое дыхание в ее легких — непреодолимое обезболивающее.
Клэр — настоящая сабмиссив.
Она просто не знала этого.