Клэр в шоке. Ее реакция пробуждает что-то внутри меня. Я слышу свой голос, срывающийся с моих губ без раздумий. Говорю ей то, что сам считал хорошим бизнесом, хорошим воспитанием.
— Мне было еще двенадцать, когда он сорвал мою вишенку, — говорю я. — Не секс — это произошло год или два спустя с одной из его шлюх. Нет, он хотел преодолеть один большой барьер криминального мира, сказав, что чем скорее я преодолею его, тем лучше. Он хотел, чтобы я убил человека.
Прелестные, бледные руки Клэр сжимаются на коленях. Она внимательно наблюдает за мной, но не говорит ни слова, чтобы прервать или обескуражить меня.
— Он ждал хорошего кандидата. Кто-то из соседей стал стукачом. Его привели на тот же склад, где пол уже был в пятнах, где в мусорных контейнерах на заднем дворе часто хранились части тел, завернутые в черные мешки для мусора. Мужчина был худым, ниже меня ростом, но взрослым, с морщинами вокруг глаз и редеющими волосами. Он был в ужасе. Я никогда не видел, чтобы взрослый мужчина умолял и плакал. Он скулил, как маленькая девочка, рыдал, предлагал нам все, что угодно, если мы сохраним ему жизнь. По правде говоря, он вызывал у меня отвращение.
Клэр наблюдает за мной, ее грудь едва поднимается и опускается в такт дыханию.
— Отец сказал: «Пристрели его». Я навел пистолет. Нажал на спусковой крючок. Я был удивлен, какую маленькую дырочку это проделало в его груди. Думал, что он не умер, и мне придется сделать это снова. Но он упал вперед через несколько секунд.
Клэр наконец выдыхает, долгий, хриплый звук, мало чем отличающийся от последнего вздоха умирающего человека. Я отчетливо помню этот звук. А также потертые ботинки. И у него была царапина на подбородке, как будто он порезался, когда брился тем утром.
— Ты был ребенком, — говорит Клэр. — У тебя не было выбора.
Я смотрю ей в глаза, не дрогнув.
— У меня был выбор, — говорю я. — На спусковом крючке был только мой палец.
Голова Клэр почти незаметно покачивается.
— Ты его ненавидишь? — спрашивает она.
Она имеет в виду моего отца.
— Конечно, нет.
Она слегка хмурится.
— Ты сказал, что мой отец лжец и убийца. Что он виноват в смерти Рокси.
— И что?
— Разве твой отец не такой же?
Я фыркаю, заводя двигатель машины.
— Это не битва добра со злом, Клэр. Нет добра и зла. Здесь либо кто-то со мной, либо против меня. Можешь догадаться, на чьей стороне твой отец. Но я даю тебе шанс быть со мной. Потому что ты не хочешь стоять рядом со своим отцом, когда я вышибу ему мозги.
Глава 10
Клэр
Константин абсолютно непреклонен в том, что мой отец убил Рокси. У него нет ни малейшего сомнения в том, что он виновен. Я, с другой стороны, не убеждена.
Обещаю себе, что он не причинит боль моему отцу. Мы выясним, кто убил ее и почему, и ему придется отказаться от своего неустанного преследования и желания отомстить папе.
Константин звонит по телефону, и хотя он быстро говорит по-русски, я почти уверена, что он разговаривает с одним из своих солдат. Я слышу его тон, когда он выкрикивает приказы.
Это вызывает румянец на моей груди и шее, что смущает и настораживает меня. С какой стати он оказывает на меня такое влияние, когда я этого не хочу? Он преступник, скотина. Он делал со мной возмутительные вещи и угрожает еще худшим. Я должна презирать его.
И все же я крепко сжимаю бедра, пытаясь унять пульсацию между ними, поворачиваю лицо к окну, чтобы он не увидел румянец на моих щеках.
— Увидимся там, — говорит Константин по-английски, заканчивая разговор.
Мы едем по многолюдным улицам Пустоши в другой взятой напрокат машине, на этот раз с тонированными стеклами. Интересно, каково это — жить вот так изо дня в день, жизнью кочевника. Негде пустить корни, нет места, которое можно назвать домом. Сегодня вечером он может вернуться в секс-клуб или переночевать в доме друга. У него, вероятно, есть конспиративная квартира, куда он может нас отвезти. Ясно, что в его распоряжении нет недостатка в ресурсах. Но будет ли у него когда-нибудь место, где он сможет по-настоящему остепениться? Сможет ли он когда-нибудь снова ходить по улицам средь бела дня?
Смогу ли я?
— Ты когда-нибудь была на боях, маленькая птичка? — спрашивает Константин.
— Это… бой? Что ты имеешь в виду?
Его губы приподнимаются, он иногда так делает, когда я говорю или делаю что-то забавное, по его мнению.