Наскоро прикинув варианты, я предложил Семёну небольшие заготовки для речи. Ему предстоит выступить перед отцом. Пусть Куропатов-старший считает, что я проникся уважением к его бездарной попытке обойти меня на «испытании». Желание окончательно доказать своё превосходство вполне вписывается в характер Фёдора.
Выходя из палаты, я крепко зажмурился, переживая очередную вспышку головной боли. Слабость в ногах и головокружение становились навязчивей с каждой минутой. И всё же, я должен дождаться вердикта Инспектора. Пробуждение дара с Анной может растянуться на долго.
Михайлов коротко отчитался, что Марк уже в пути, остальное меня не интересовало. Заняв столик в буфете лечебницы, я заливал кофеином штормивший организм. Помогало это так себе, но хотя бы удовольствие получил.
Нас вызвали намного раньше, прошёл едва ли один час. В сопровождении Михайлова, я вяло переставлял ноги, пересекая залитый ночной тьмой сад. Не хотелось возвращаться в главный корпус, но к счастью, представление намечалось на подъездной дорожке к центральному входу. Опять.
Зрителей стало намного больше, почти две сотни студентов. Для инспектора соорудили деревянный помост, на котором стоял он, Грибоедов, Одарённый в имперском мундире и ещё один магистр в халате, мне не знакомый. Полную фигуру Чтеца я тоже заметил, но Чтец игнорировал присутствие студентов, безмятежно глядя на помост.
Заметив меня, Самсонов махнул наделённым, и те сопроводили меня сквозь толпу, поближе к деревянному помосту. Студенты неохотно расступались, провожая меня удивлённым шёпотом. Лишь убедившись, что я занял почётное место возле помоста, Инспектор кивнул и громко начал:
— Как вы все знаете, Магистерий является обособленной организацией, и его императорское величество не контролирует их деятельность. Однако, когда Магистерий ставит свои интересы выше желания императора, мы имеем право вмешаться. Сегодня, Грибоедов Степан Алексеевич, магистр первой степени Магистерия Фатума, вопиющим образом превысил свои полномочия. Его мотивы понятны, но методы недопустимы. Империя этого не простит.
Оглядев присутствующих, сутулый очкарик кивнул Грибоедову. Тот шагнул вперёд.
— Я полностью признаю свою вину, и делаю это в здравом уме и чистой памяти. Я организовал нападение на наследника рода Ароновых, молодого графа Фёдора Аронова. Я организовал неполадки в аппаратуре «испытания ветров», и обвинял юношу в том, в чём он невиновен. Как верного служителя Фатума, меня подстёгивало желание помочь ему раскрыть свои способности, доподлинно убедиться в том, действительно ли юноша не является Мессией, которого все мы здесь, — он развёл руки в стороны, — ждём уже долгие годы. Я потерпел неудачу, и готов понести наказание.
Застыв, я оторопело пялился на совершенно спокойного магистра. Он только что взял на себя чужую вину! Неужели Куропатов-старший решил заступиться за сына? Какова же его власть над этим человеком? Из кресла магистра в тюремную камеру… Дьявольщина, мне нужно с ним поговорить. Нужно развить украденный у Чтеца дар, заглянуть в его память, и…
— Решение графской Ассамблеи принято заочно, — громко продолжил Инспектор. — За организацию нападения на Одарённого, магистр приговаривается к смерти.
Скользнув взглядом по толпе, Грибоедов увидел меня. В его взгляде не было ненависти, лишь спокойная безмятежность. Он даже улыбнулся, опускаясь на колени. И одарённый, шагнув к магистру, коротким взмахом руки запалил родовой Дар — двуручный меч неестественно огромных размеров. Быстрым, резким ударом, он отрубил голову Грибоедова.
Глава 21
Глядя на обезглавленное тело, я судорожно соображал, как это может мне аукнуться. И больше всего, меня беспокоила судьба только что завербованного Семёна. Если парень проговорится, не поймёт, что его вину взял на себя другой человек…
— Господин Аронов, на минуточку, — позвал Инспектор. За ним шёл незнакомый мне магистр.
— Не сейчас. Я не в том состоянии.
— Я лишь хотел познакомить Вас с новым куратором, и обсудить дальнейшую судьбу Вашего обучения.
— Не сочтите за оскорбление, господин инспектор, но я только что пережил тяжёлый бой, и едва держусь на ногах. Что уж говорить о способности трезво мыслить.
Незнакомый Магистр, уже нацепивший дружелюбную улыбку, смущённо застыл, вопросительно глядя в спину своему провожатому, но тот милостиво кивнул.
— Значит утром. Мы останемся в Академии ещё на восемь часов, привести в порядок последствия этого… инцидента.
Сил хватило лишь молча кивнуть. Сбивчивым шагом, я пробивался через толпу, игнорировал жужжание студентов, задававших мне вопросы. Картинка в глазах уже поплыла, я даже не был уверен, что иду к главному входу.
— Всё в порядке?
Голос Михайлова пробился через шум галдящей позади толпы. Я велел ему вести меня к Анне, и, опираясь на его руку, медленно ковылял следом.
Ночная прохлада помогала мне оставаться в сознании, и когда мы ступили в тёплые помещения, в сон стало клонить нещадно. Не разбирая дороги, я петлял по коридорам и лестницам, пока знакомый запах пыли не ударил в ноздри.
— Федя!
Лера сорвалась в мою сторону. Её голос звучал испугано. Ну конечно, видок у меня сейчас был тот ещё. Они помогли мне усесться на матрас. Ласковыми прикосновениями, Анна Игоревна ощупывала мою шею, лицо.
— Он совсем плох. Верни мне контроль, Лера, иначе я не смогу помочь.
— Контроль? — удивлённо произнёс Михайлов.
— Выйдите, Александр Ефимович. Это Вас не касается.
— Я никуда не уйду! Что ты сделала с Анютой?!
— Тихо… — прохрипел я. — Всё идёт своим чередом. Останься, Саша. Мы все заодно.
С каждым словом сбивалось дыхание, но они меня услышали. Я полностью полагался на верность своих людей. Необычное чувство. В прошлой жизни, я доверял только отражению в зеркале, и то не всегда. Память Фёдора исказила мои привычки. Слово аристократа было для него нерушимым гарантом. И всё же, прежде чем расслабиться, я мысленно напомнил себе, чем я привязал к себе этих людей.
— Ты снова полон, Федя, я помогу, — шептала Анна, помогая мне вытянуть руку. — Вот так, выпусти из себя энергию. Почувствуй мой дар.
Следуя её голосу, я позволил чужому эфиру струиться по телу. Родовой символ сам собой всплыл перед мысленным взором. Болезненные судороги в руке заставляли совершить необдуманный поступок, но Анна крепко цеплялась за мою кисть, не позволяя согнуть руку.
В голову пришло дикое сравнение, она ведь как будто бы доит меня. Слабой усмешкой, я едва не потерял концентрацию, но уже спустя несколько секунд снова обрёл контроль. Так, как никогда ранее.
Тело Фёдора оказалось внизу, я парил над ним, изучая соединявшие нас нити. Только Михайлов оказался не связан ими. Нить, связывавшая Анну Игоревну слабо дрожала, как дым на ветру. Яркими комочками, по ней спускались сгустки эфира, питая моё тело через её руки.
Но всё это я уже видел. Это не давало мне понимания. Позволяя видению унести меня дальше, я перестал различать очертания тел, комнаты. Я видел лишь несколько ярких сгустков в темноте, привязанных к чему-то, что находилось далеко отсюда. И один сгусток был куда ярче и больше остальных. Это был я.
Яркая вспышка, и моё зрение приобрело немыслимую до этого момента фокусировку. Простая привязка обратилась спутанным клубком. Часть нитей связывала меня с Лерой и Анной. До этого момента я был уверен, что просто копировал чужой дар, но сейчас понял, что ошибался. Я забирал себе часть их Дара, часть канала, через которой к нему подступал эфир.
Связанная со мной нить ярко вспыхнула, стала толще. Она звала меня, приглашала проследовать за ней, также, как это было на уроке «дароведения», только в этот раз я не сопротивлялся и позволил течению унести меня вверх.
Чем выше я поднимался, тем больше видел нитей. От совсем тонких, до мощных каналов, они спутывались, переплетались и уносились далеко за горизонт. Туда, где ярко сиял огненный, ярко-рыжий столб. Продолжая течение, я уподобился ветру, следуя по направлению к сверхскоплению эфира. И тогда я увидел его.