— Ты по своему мужику течешь, сразу видно, — снисходительно улыбнулась Таша, заметив, как я густо покраснела. — Он в тебе тоже заинтересован, иначе бы ту бойню устраивать не стал, наживая дополнительных врагов в лице Дзагоева…
— И Абрамова?
— Нет, он выше этого. Выше всякой вражды. Он просто расчетливый и действует ради выгоды. Смахнет с доски, глазом не моргнув, и забудет тем же вечером, за бокалом виски…
— А ты?
— Что я? — улыбнулась Таша.
— Ты давно работаешь на Абрамова?
— Несколько лет. Некоторые, типа той Леры, которую ты видела на игре, называют меня собачонкой Абрамова. Пусть так! Он меня вытащил из такого дерьма, что я буду век ему благодарна и никогда не предам.
— И все же… Что ты для него делаешь?
— Все, что придется. Вот здесь, — похлопала себя по виску. — Куча информации, которая не должна отвлекать Абрамова от важных дел, но все-таки очень нужна. Я знаю дни рождения его жены и дочери от прежнего брака, его нынешней жены и сыночка, всех его любовниц… Жен и любовниц важных его партнеров. Всегда выбираю самые лучшие подарки, оказываюсь рядом в нужный момент и не забываю смотреть по сторонам, чтобы приглядывать за его окружением. Я неплохо «читаю» людей, предупреждаю, если что-то кажется подозрительным. Если я собачонка, то с очень полезным нюхом.
— И неглупая.
— Брось! Я очень-очень глупая! — захихикала Таша. — Мы все еще не сделали тебе инсту, это плохо!
Девушка поцокала языком и взяла мой телефон, начав фоткать меня, говоря, как нужно сесть, куда поставить руку и как держать голову, чтобы фото было удачным. Потом она прогнала фото через десяток фильтров и продемонстрировала результат.
На фото я едва узнала себя в той красотке с томным взглядом…
— Порядок! — кликнула по кнопке Таша, сохранив мой аккаунт и даже написав создав звучный ник. — Теперь попрошу своего менеджера заняться твоим аккаунтом. Он мне кое-что должен и быстро тебя раскрутит, вот увидишь.
— Это лишнее… — запротестовала я.
Но Таша уже написала нужному человеку со своего телефона, потом снова взяла в руки мой телефон и написала номер, вбив его в память.
Она действовала быстро, я убедилась, что такая расторопная девушка может быть очень полезной и…
Очень опасной.
— Если ты хорошо читаешь людей, то что ты увидела во мне? — спросила я, ощутив, как холодок скользнул вдоль позвоночника.
— Ты интересная, цепляешь, — уклончиво ответила Таша. — Дадашев тебя сам вряд ли отпустит. Такие, как он, не отпускают. По доброй воле.
=26=
Буйный
— Чем обязан? — прямо спросил Марат, едва за девушками закрылась дверь.
— Расслабься уже, Дадашев. Я пришел к тебе с миром, — улыбнулся Абрамов и занял место в кресле напротив.
Марат ни одному слову на сто процентов не поверил.
— Сколько? — поинтересовался он.
— Что?
— Ты же пришел за возмещением убытков, Андрей, — Марат перешел на краткую форму общения, отбросив в сторону отчество Абрамова. — Сколько я тебе должен за разгромленный игорный зал?
— Нисколько.
— Так не бывает.
— Той ночью я тоже так думал, что ты оплатишь каждую копейку причиненного мне ущерба. Но потом я решил махнуть на подобные мелочи.
— Вот как?
— Если бы Дзагоев не схитрил, ты бы выиграл. У меня набор карт был говенный. Выигрыш твой. Забирай…
Абрамов потянулся во внутренний карман пиджака. Марат напрягся и опустил руку под стол, готовясь в любой момент выхватить пистолет, прикрепленный к низу стола, и выстрелить.
Здание хорошо охраняется, телохранителей и сопровождающих не пускают внутрь с оружием. Но важная шишка, вроде Абрамова, не позволит себя обыскивать. Не похоже, что под кроем дорогого пиджака Абрамов прятал пистолет, но чем черт не шутит!
Стоило подстраховаться.
— Держи. Оно твое.
На стол перед Маратом лег листок бумаги, скрепленный гербовой печатью и подписью. Разумеется, к этой бумажке прилагалось с полсотни таких же, но самое главное, то, чего он добивался, лежало прямиком перед Маратом на столе.
— Бери. Остается только оплатить покупку участка и вписать сюда, — Абрамов постучал по бумаге. — Твое имя.
— Вот так просто?
Марат не спешил прикасаться к разрешению.
— Карточные долги — это святое. Я не позволю распространиться слухам, что я закрываю глаза на жульничество, и не отдаю положенный выигрыш победителю. Я проиграл и могу сделать это достойно.