Я жалел о своих словах и одновременно радовался им. Трагедия наложившая отечаток на нашу жизнь никуда не делась, всегда будет в моей памяти, груом на моей совести, но словно легче стало. Мы и правда не говорили б этом с Юлей. Ни тогда, ни сейчас, хотя я и чувствовал острую в этом необходимость. Раньше. Сейчас… наверное, переварил уже.
— Как думаешь, — вдруг сказала Влада, вырывая меня из пучины тягостных воспоминаний. — Из этой затеи что-то выйдет?
Взяла мою руку, и вдруг… положила себе на живот. В последние дни я допускал много эм… нехороших мыслей в отношении младшей сестры жены, но знал, что все это только в моей голове. А тут моя рука на её животе, плоском совсем. И осознание этого обжигает. Хочется отбросить одеяло, скользить ладонью ниже и… Остановись, Юра. Этого никогда не будет. И вообще, как ты можешь думать об этом сегодня, после процедуры оплодотворения… Но руку не убрал. Пусть лежит. Возможно там — мой ребёнок. И осознание этого жжет не меньше.
— Я не знаю… Если он родится, я буду его любить.
— Уверена, — улыбнулась Владка. — Ты будешь лучшим в мире папой. А Юлька мамой. Юлька, она хорошая… просто такая вот, особенная.
Те ми же почти словами, что защищала свою суку бабку. Мне вдруг горько становится, что эта девчонка ещё по сути, почти беременная, а возможно и не почти, лежит в этой больничной рубашке и защищает мою же жену.
— Не нужно её оправдывать, — сухо попросил я. — Никто её ни в чем не обвиняет, тем более я. Какими бы не были наши обиды, наши отношения мы… сами разберёмся.
В глазах Владки заблестели слезы. Блядь, какого хрена я такой идиот? И как теперь сгладить?
— Спасибо, что хоть позволили родить вам ребёнка.
— Прости…
Отвернулась. Вот теперь то моя рука на её животе точно не уместна. Мне хочется заглянуть в её глаза. Что там плещется? Обида? Мне хочется, чтобы она тоже меня оскорбила. Баш на баш. Сначала вываливаем друг на друга откровенности, за ними следом сыплем колкие слова. Но… Владка, она не такая. Так себе из неё ёжик, лысый, наворожденный, розовый с глазками бусинками. Представил, улыбнулся. Пододвинулся ближе, устроил голову на подушке, уткнулся носом в её волосы. Больницей уже пахнут. Сколько не плати миллионов, больничный дух пробивается в любой частной клинике. И Владку мне жалко сейчас. На руки бы её, забрать отсюда, унести домой, заварить чаю, возможно даже, с липой — Она цветёт сейчас. И плевать, что Юлька боится потерять то, что возможно уже растёт в этом плоско животе. Юлька настроена буквально не позволять Владке шевелиться ближайшие две недели, как она это представляет?
— Прости, — прошу я ещё раз. — Мне правда очень стыдно за свои слова. Если кто и имеет право высказаться, то это именно ты.
Глажу её волосы. Тёмные… В первые годы брака с Юлькой мне все брюнетки казались чуть не безобразными. Привык с светлым, чуть не в белизну волосам жены. А сейчас перебираю пальцы прядями, они свет лампы отражают поблескивая, красиво…
— Всё нормально, — ответила Владка. — Правда. Ты или наверное домой, там Юлька ждёт.
— Спит, — улыбнулся я. — Наверняка видит во сне малыша долгожданного, тянет к нему руки… А мне так страшно сейчас. Мне страшно, что ты забеременеешь. И одновременно я боюсь, что этого не произойдёт. И что Юлька съест себя изнутри, а я сделать ничего не смогу. Так паршиво… миллионы заколотил, взрослый здоровый мужик, а не можешь дать своей жене того, что многие даже не ценят…
— Но все это неважно наверное сейчас, — проговорил я, и замолк.
Не находилось нужных слов для этой жертвенной девочки, что не скажи — лишнее. И близость её тоже, которая как ножом по нервам тоже совсем ни к чему. Но уйти я не могу. Не из-за своего неуместного вожделения, вовсе нет. Просто… мне жалко её. Они обе недолюбленные, две сестренки. Но Юлька закрылась, а Владка не сумела, наверное, к счастью. И сейчас её так жалко было. Она боялась и Юльки, и бабушки, а на меня как будто с надеждой смотрела. Нет, я не рыцарь на белом коне, и спасать юных дев не мой конёк. Одну взялся спасать, да так до сих пор никак и не вызволю из лап дракона. Только дракон этот — внутри моей маленькой женушки. А так гораздо сложнее…
— Наверное, — согласилась Влада.
И так получилось, что я ничего не могу ей отдать, девочке, которая готова пожертвовать ради нас самым ценным. И я поступаю так же нелепо, как и во все последние дни, когда и хотел отказаться от всего и не находил в себе сил растоптать возможное счастье Юли. Я закатал рукав рубашки, обнажтв запястье. Владка даже заинтересовалась, оживилась.