Во время обеда, когда я помогала Мари ухаживать за ранеными, солдат подошел ко мне с сообщением, что генерал Блэдмор ждет меня в своем шатре.
Опять вопросы. Опять этот жуткий, первобытный страх в груди. И боль отверженности. И глупая надежда. Что ему от меня нужно? Зачем он зовет меня к себе?
И как, черт возьми, мне собрать немного его крови, чтобы он не заметил?..
Когда я вошла, генерал расслабленно сидел, откинувшись на кресле и положив ногу на ногу. Читал письмо на желтоватой бумаге с гербовой печатью.
Здесь все пропахло роскошеством. Густой мандариново-древесный аромат смешался с запахом потрескивающих в печке поленьев и тушки птицы, крутящейся на вертеле.
Невольно я сглотнула: на завтрак у меня была овсяная каша с куском вчерашнего хлеба и всё.
При виде меня Раштон Блэдмор нехотя свернул письмо обратно в трубочку и отложил на стол.
Мундир он снял, рубашка была расстегнута почти до пояса, обнажая невероятную, рельефную грудь, которая ночью плавилась под моими ладошками. Длинные, вьющиеся волосы отливали сегодня золотом из-за желтоватого светильника за его спиной.
Я задохнулась от его божественной красоты, сердце болезненно заныло. Но я подавила в себе любые ростки притяжения к мужчине: то, как он поступил со мной утром, было отвратительно.
— Как ты? — спросил Блэдмор, не отводя от меня пристального взгляда.
Выражение в глазах — нечитаемое. Это он так равнодушно «переживает»? Или вопрос чисто риторический, и ему что-то еще от меня надо?
Опустив глаза, я лишь молча пожала плечами. Какой смысл воздух сотрясать.
— Я задал вопрос, — мрачно повторил генерал, и я ощутила давление его мощной ауры на разум и тело.
— Мне грустно, — призналась я, поморщившись.
Это было сильным преуменьшением. Он причинил мне боль.
— Почему?
Хотелось кричать, обвинять, ругаться. Словно мы, черт возьми, пара. Вместо этого я поджала губы и сдержала глупый порыв.
— К чему вопрос? — упорно изучала я палас, которым устелен пол. — Разве вам не все равно?
Блэдмор молчал. Воздух в шатре потемнел и сгустился: похоже, генерал снова злился.
— Я слышал, как ты рыдала.
Вот как. Он слышал. И что?
— Я хочу знать, почему.
В недоумении я подняла на мужчину взгляд. Не могла поверить, действительно он не видит причины или просто играет со мной?!
Он ждал ответа, развалившись в горячей позе на кресле. Непохоже, чтобы он затеял какую-то игру.
А что если он вообще не бывал в серьезных отношениях с женщинами и не умеет их строить? Он ведь обычный солдафон. Война на этой земле идет так давно, что ему наверняка было некогда заниматься личной жизнью.
В его постели бывали женщины, это точно. В каждом его действии ночью чувствовался опыт. Но, может быть, он приводил к себе только девиц легкого поведения, с которыми не приходилось церемониться? Это бы объяснило всё.
— Я видел, что тебе было хорошо, — прервал Блэдмор молчание, голос прозвучал недовольно. — Ты просила, чтобы я был с тобой нежен, и я был. Разве нет?
— Да, был, — не стала я лгать, вновь рассматривая палас, потому что смотреть на мужчину во время такого разговора было сложно. — А потом просто ушел. Ты сделал именно то, что хотел: воспользовался своим правом, занимался со мной любовью. Ты даже стал моим первым. Плевать, что я чувствовала после этого. Плевать, насколько это унизительно было для меня.
Повисла долгая, гнетущая тишина. Я не решалась поднять глаза.
— И что потом? — язвительно произнес генерал, и в воздухе ощутимо повеяло угрозой, от которой я поежилась. — Твой муж тебя утешил?
О боже, это вообще сейчас что?
Если б не безразличный и чуть насмешливый тон, я бы решила, что Раштон Блэдмор меня ревнует! Бред какой-то, честное слово.
Однако мое глупое сердце невольно затрепетало в ответ.
— Да, — вбросила я едко, отвечая ему той же монетой и выпуская свою обиду наружу.
Меня уже заколебал его странный допрос! Сначала этот красивый мужик пугает меня до чертиков, потом возносит на вершину блаженства, потом вытирает ноги о мое достоинство, а теперь еще и предъявляет эту неуместную претензию?!
Почти мгновенно генерал оказался прямо рядом со мной. Я задохнулась от неожиданности, когда он схватил меня за подбородок, заставляя поднять на него испуганный взор.
— Как именно утешил?! — низко прорычал дракон, вертикальный зрачок вытянулся в оранжевом огне.
Мускусный аромат цитруса и кедра стал резким, и меня накрыло тяжелой аурой драконьего гнева.