— Вот видишь, ты так мило будешь краснеть, говоря о нас, что брату придется истолковать твое поведение по-своему. Никто еще не научился читать мысли, а тебе надо готовиться к грандиозному спектаклю. Ты хотела гарантий. Твои родные будут в порядке, твой муж — жив, а ребенок ни в чем не будет нуждаться. Что-то еще?
— Я должна знать, что вы не отнимете у меня ребенка после рождения.
— С чего ты взяла, что я это сделаю? — удивленно спросил он и подошел ближе.
— Такой человек, как вы, — сглотнула я, заставляя себя не отшатываться, — способен на все. Вы уже показали, что мы всего лишь пешки в ваших руках. Так ли уж странно ожидать, что вы выбросите меня, как использованную упаковку, когда получите желанное дитя. Или избавитесь, чтобы не болтала лишнего. Что потом скажете сыну или дочке про маму?
Я рассердила его, это было очевидно. Булацкий сжал челюсти, наверняка размышляя, как наказать зарвавшуюся гостью за дерзость. Сама не знаю, зачем нарываюсь, зачем испытываю его терпение на прочность. Нервозность и напряжение работали против меня, толкая на необдуманные поступки.
— Я спас тебя сегодня, — медленно проговорил Булацкий, буравя мрачным взглядом, — обещаю заботиться и обеспечивать материально, дать ребенку имя, а тебе высокий статус, а ты называешь меня убийцей?
— Вы так это видите? Чувствую, вы станете отличным политиком! Кто, как не они, умеет изображать благодетелей, а самом деле выкачивать из народа деньги. Украли меня, заставили изменить мужу, практически изнасиловали, принуждаете к своим правилам, шантажируете, требуете изменить свою жизнь в угоду вашим политическим амбициям! И всего из-за чего? Из-за банального перепихона под афродизиаком, который я вообще не помню?!
— Изнасиловал? Не помнишь? — рассмеялся он каким-то дьявольским смехом, внезапно подхватил меня за талию, перебросил через плечо и быстро донес до кровати. Я упала навзничь, нелепо раскинув руки, пытаясь балансировать на мягкой постели, в которой чуть не утонула, настолько она была огромной. Булацкий оказался сверху с быстротой молнии, придавил мои руки за запястья и склонился надо мной, сверкая голодным взглядом: — Ну, так я тебе живо напомню. Богом клянусь, я пытался сдерживаться, но ты меня довела…
Глава 7. Кирилл
Он не знал, что в ней было такого особенного, что заставляло из раза в раз изменять своим принципам и нарушать данное себе слово. Вроде такая тихая, скромная, не устраивала истерик, не требовала ее отпустить, просто медленно закипала, говорила, спорила, защищалась, чтобы вдруг взорваться обвинениями, выстрелившими в упор, прямо в сердце.
Убийца, насильник, амбициозный политик и шантажист! Кем еще назвала бы его эта наглая пигалица, если бы он не решил преподать ей урок, опрокидывая на постель и стягивая эти чертовы узкие джинсы, под которыми оказались простенькие белые трусики. Ни кружев, ни соблазнительных полосок. Но возбуждали так, что член грозился выстрелить спермой в то же мгновение. Кирилл вжался в постель бедрами, чтобы хоть как-то унять бешеное желание.
Лишившись защиты в виде джинсов, Есения сразу умолкла и наверняка хотела бы уже забрать брошенные ему в лицо обвинения назад, но поздно. Он вознамерился устроить ей показательную порку. За свои слова нужно отвечать — эту истину рано или поздно постигает каждый. В его мире нельзя было оскорбить кого-то и остаться безнаказанным. Есении тоже придется держать ответ за свои слова.
Он ей покажет разницу между насилием и той страстью, что случилась между ними в ВИП-комнате клуба. Образы той ночи ворвались в замутненное сознание, подстегнули Кирилла к более решительным действиям. Он бесцеремонно стащил с нее белую ткань и отбросил туда же, куда полетели джинсы. Чтобы Есения не сопротивлялась, он закинул ее руки наверх и зажал запястья одной рукой. Теперь их лица были совсем близко, дыхания смешивались, они практически дышали одним воздухом. Разгоряченным, напоенным жаром воздухом, убийственным сплетением ненависти и противостояния.
Она сдастся, он в этом не сомневался. Ее взбрыкивания закончились в тот момент, когда два его пальца протаранили ее плоть. Он буквально вбился в нее, утопая в бездне влаги, и растянул губы в злорадной ухмылке, встречаясь глазами с ее растерянным испуганным взглядом.
— Маленькая лгунья, влажная маленькая лицемерка, — с губ сорвался надрывный хрип, от усилий держать себя под контролем Кирилл едва мог говорить. По венам текла не кровь, а обжигающая лава. Он продвинул пальцы дальше, и Есения вздрогнула. Она пыталась сжимать бедра, и от этого еще больше напрягала мышцы лона, а у Кирилла срывало планку от понимания, что точно так же она могла бы сжимать его член. Он помнил это взрывное ощущение, оно преследовало его с того первого раза и не давало покоя, но сейчас он не будет ее трахать. Сейчас ему нужно всего лишь преподать урок. Урок, результатом которого сможет стать его помешательство.