— Не может этого быть.
Внутри барабанит интуиция и кричит: вернись к нему. Просто вернись к нему… Возможно, тебе удастся все объяснить. Возможно, Шахов тебя не убьет, узнав, что ночь ему скрасила не избранная девушка, а случайно подвернувшаяся под руку уборщица.
Но мимолетная слабость проходит.
Я не вернусь к тому мужчине. Как объяснить все то, что произошло? Как не нарваться на агрессию и жестокость? Это ночью Шах великолепный любовник, а поутру, что-то мне подсказывает, что я встречу жестокого и опасного мужчину, который не умеет прощать и о жалости даже и не слышал…
Отвожу взгляд от камеры и выпрямляю плечи.
Шаг сделан. Обратной дороги нет.
Я заставляю себя двигаться, идти вдоль коридора. И пусть какая-то безумная часть меня хочет вернуться к кавказцу, чтобы опять утонуть в его страсти, но другая отвечает, что лучи солнца развеют марево и я попаду под каток злости.
Я иду беззвучно и тихо. Везет, что никаких бугаев поблизости не наблюдается. Если бы кто из них засек мой забег, мое оцепенение под камерой, или вообще отследил, откуда вышла сотрудница клининга — я получила бы ворох вопросов, которые мне, безусловно, бы были заданы, а дальше — ничего хорошего.
Или, что вернее. Меня бы скрутили не спрашивая, что случилось, а разбирались бы уже потом и что-то от кадра, как меня приводят к Шахову со скрученными за спиной руками, словно преступницу, мне становится дурно.
— Успокойся, Поля, просто дыши.
Вспомнив о таком факторе как охрана, я заставляю себя оглядеться. Натыкаюсь на свое отражение в оконном стекле и торможу. Волосы!
У меня волосы распущены, что строго запрещено для персонала. По правилам «Элита» они должны быть убраны, чтобы не дай бог какой-то волосок не упал куда-нибудь и не расстроил клиента.
Заколок нет, резинок тоже. Поэтому я пользуюсь тем, что локоны длинные, и просто сворачиваю их на затылке и делаю жгут, завязываю их. Не знаю, как потом буду распутывать и смогу ли вообще обойтись без ножниц, но просто завязываю собственные волосы узлом.
Невелика жертва по сравнению с собственной шкуркой, которую пренепременно Шах спустит, попадись я ему под руку.
Опять осматриваю помещение.
Бинго!
Цепляю со столика, который стоит в холле, парочку сложенных в столбик полотенец. Как нельзя кстати кто-то из ВИП-гостей решил их заменить. Не знаю, кто их забыл, но сейчас это мне на руку.
Быстро прижимаю вовремя подвернувшиеся тряпки к груди, прикрываю недочет формы в виде сорванных пуговиц и глубокого декольте.
Светить голой грудью особо не хочется. Опасно.
Приклеиваю к лицу пришибленную отстраненную улыбку и надеюсь, что выражение у меня спокойное. Уже более мягким шагом поворачиваю, иду к лифту и именно там за углом натыкаюсь на верзилу кавказской наружности…
Мужчина, наверное, в объемах среднегабаритного шкафа и по форме такой же. Квадратный. Огромный. С ручищами-лопатами.
Мне необходима секунда, чтобы заставить себя разлепить губы.
— Доброе утро, — улыбаюсь дежурно и жму на вызов, пока мне в висок упирается цепкий взгляд-сканер, который я буквально ощущаю кожей.
Рядом появляются еще два амбала. Один страшнее другого. И я не про внешность. Просто энергетика у мужчин такая, что можно табличку писать — “Не подходи, убьет и глазом не моргнет”. Они также бросают взгляды в мою сторону. Часовые, что ли?!
Стараюсь не думать об этом всем и терпеливо жду лифт.
Секунды сменяют друг друга, а я ощущаю, как у меня кожа покрывается потом. Липким. Сковывающим. Между бедер все тянет. Я не принимала душ и сейчас от меня может разить сексом за километр, или у страха глаза велики, но именно сейчас я слишком ярко ощущаю, что под платьем обнажена и уязвима. Трусики и те остались у Шаха.
Каким-то чутьем чувствую, что проницательный охранник присматривается ко мне, но так как никаких указаний относительно женщин он не получал — не трогает…
Везет, что один из новоприбывших охранников, наконец, нарушает тишину и что-то рассказывает. Язык чужой, поэтому мне остается только догадываться, о чем он говорит. И не предлагает ли прибить меня прямо здесь и сейчас.
Мужчины резко смеются. И я опять прислушиваюсь. Все тот же незнакомый язык, на котором общался Шахов. Я уже начинаю его различать. Не слова, конечно, а просто понимаю, что эти ходячие киборги кавказской наружности говорят на том языке, что и Аслан.
Мягкий звук прибывшего лифта звучит спасительным колоколом. Я заставляю себя медленно войти внутрь и развернуться лицом к дверям, рука тянется, чтобы нажать на нужную кнопку, но…