— Привет…
— Журавлева, чего стряслось?!
Задает вопрос сразу же, как только слышит мой подавленный голос.
— Даже не знаю, с чего начать, — отвечаю с горькой иронией.
Не рассказываю о всем том, что у меня случилось, ограничиваюсь лишь инцидентом с Алевтиной Михайловной.
— Вот дрянь первосортная эта твоя “домомучительница”, — выговаривает зло и с шумом выдыхает Таня, а я словно наяву вижу, как сдувает рыжий локон со лба.
— Значит так, Журавлева. Дуй ко мне. Кстати! Как раз соседка моя пакует чемоданы, вроде уже и хату нашла, будет со своим парнем съезжаться. Ты вовремя позвонила. Я-то думала кого искать, чтобы вместе за съем платить, не думала я, что твоя Мудаевна окончательно крышей поедет, но тут ты, считай, в шоколаде. Вовремя я тебе подвернулась, — звонкий смех Таньки немного поднимает настроение и заставляет улыбнуться.
Она такая. На позитиве. Веселая. Смешливая. Легкая на подъем.
— Хоть какие-то положительные новости за последние сутки, — проговариваю, тоже улыбаясь.
— Что-то мне твой тон не нравится, Поль. Случилось у тебя чего? Кроме твой Алевтины Мудаевны, я имею в виду.
Прикусываю губу, не собираюсь я все по телефону выкладывать, просто молчу.
— Тихо что-то, Журавлева. Как там в песне завывают? Не молчи… трам-пам-пам, — напевает хитовый мотивчик.
— Тань. С тобой не соскучишься.
— Да чего скучать, Поль. Жизнь одна. Так что все будет хорошо в конце концов, а если этого “хорошо” не видно — значит, не на тот конец смотришь!
Заявляет со всей серьезностью, и я не выдерживаю, хохочу, прижимая трубку к уху, чтобы не уронить в угаре телефон.
— Ладно, Журавлева, давай молча собирай свои манатки и дуй ко мне. Адрес знаешь. Приедешь — готовься к экзекуции! Буду выбивать из тебя информацию.
— Хорошо, — соглашаюсь с легкостью
Готовлюсь уже отключиться, как Танька напоминает:
— Только платить придется вперед хозяйке, ну и она с тебя депозит выцарапает. Сама знаешь. Тут в столице фейс-контроль, который мы — понаехавшие, не проходим.
Говорит вроде и грустные вещи, но я опять улыбаюсь. Но недолго. Улыбка сползает с лица сразу же, как вспоминаю, как у меня с деньгами. Туго. Их нет.
Мысленно прикидываю, что могу сделать.
— Ладно. Приедешь — обсудим, — вздыхает Таня и отключается, а я принимаюсь собирать свои вещи. Их не много. Один чемодан одежды. Остальное книги и учебники. Учится на заочном, кто бы что ни говорил, сложнее, чем на очном, слишком много приходится изучать самому.
А я, честно говоря, в последнее время не успеваю ничего читать. Как-то некогда, когда работаешь без продыху. Раньше таскала конспекты с собой, чтобы хоть в автобусе почитать, но пару раз я просто засыпала, уткнувшись головой в стекло, проезжала свою остановку, так как уставшая не могла справиться с дремой, которую навевал сухой безэмоциональный технический текст.
Пока собираюсь, время показывает уже глубокую ночь. Проверяю кредитную карточку в моем кабинете на телефоне. Баланс показывает, что моих накоплений на самый черный день хватит на оплату разве что такси. Еще раз смотрю из окна в густую ночь.
Дождик накрапывает все сильнее. Не хочется тащиться еще и с чемоданами до автобусной остановки. Все же не знаю, успею ли на последний рейсовый автобус, да и подхватить насморк не хочу.
Ну и, разумеется, не забываю, что район здесь не самый благополучный.
— М-да… куда ни глянь, как говорится…
А вообще с моей удачей я наткнусь еще и на маньяка и это будет кульминацией самого неудачного дня в моей жизни. Хотя…
Вереницей кадров перед глазами проскальзывает ночь с Шахом. Щеки опять обдает жаром. Теперь мне суждено вспоминать его изо дня в день.
Ударяю рукой по подоконнику.
— К черту. Гулять так гулять!
Тыкаю и вбиваю адрес подруги. Вызываю такси и смотрю на таймер, отсчитывающий, когда именно подъедет автомобиль. Накидываю легкую курточку и без сожалений бросаю взгляд на каморку, в которой ютилась весь последний год.
Сожалений нет! Скучать не буду!
Клоповник!
Закрываю дверь на ключ, осматриваю бывшие владения с едким омерзением, разворачиваюсь на пятках и смотрю на дверь напротив.
Кажется, стукач Алевтины Мудаевны бдит. Делаю пару шагов, протягиваю руку, но еще до того, как успеваю позвонить, дверь открывается и в щелку на меня смотрит дряхлая старушенция в затрапезном халате болотного оттенка в какашечных разводах.
Право слово, постирала бы. Бабулька смотрит на меня из-под густых кустистых бровей, шамкая беззубым ртом с протезами.