Я ещё раз взглянула на себя в зеркало и подняла ворот платья, чтобы Шейн преждевременно не заметил полосы, случайно выглянувшие из-под платья.
Даже не верилось, что сейчас я увижу брата. В тот самый момент, когда я поняла, что нас ждали, когда вывела Тайена из бункера, я про себя навсегда попрощалась с Шейном. Молилась, чтобы ему удалось выжить, но не надеялась, что мы когда-нибудь ещё встретимся.
— Я готова, — повернулась к Тайену и сжала руки вместе.
— Идём, Лили, — кивнул командор и пошёл к двери первым. Я же на деревянных ногах двинулась за ним.
Сама не знаю почему, но ожидала увидеть за дверью своей комнаты или стены с древним убранством, или какие-нибудь, как в тюрьме. А выйдя за дверь, мы оказались в широком коридоре обычного современного дизайна. Светлые стены, выкрашенные краской, на полу плитка, потолок квадратами с вставленными через один большими лампами. Какие-то двери с электронными панелями рядом. Даже украшения на стенах были — небольшие картины с водным пейзажем.
Снова коридор за коридором. Снова я шла за чужой спиной в неизвестном направлении. Прокручивала в голове, что скажу Шейну, когда увижу его, как я ему вообще всё расскажу. Как при этом смогу сдержать слёзы.
Я безумно хотела увидеть его, но… сейчас я ощущала себя палачом. Мне предстояло сломать его представления о мире, о себе и о тех, память о ком мы трепетно берегли в наших сердцах — о наших родителях.
Проще говоря, мне предстояло перевернуть весь его мир с ног на голову. И это была тяжкая задача.
Мы с Тайеном прошли ещё несколько коридоров, а потом вошли в лифт. В маленьком замкнутом пространстве рядом с ним я снова почувствовала волнение. Мне будто воздуха не хватало, но к моему собственному удивлению, у этого ощущения не было канвы страха.
— Я могу сказать ему всё, что знаю сама? — решила уточнить, чтобы ненароком не подвергнуть Шейна ещё большей опасности.
— Всё, что сочтёшь нужным, Лили, — кивнул командор. — Думаю, ты сама сможешь оценить, насколько твой брат готов слушать. Но если хочешь моё мнение — не жалей его. Твой брат воин. Сильный и достойный. Не сказать ему правду, значит, проявить в его отношении жалость, Лили. А жалость для воина унизительна.
Интересно, поэтому-то он отдал его Яре? Потому что унижать жалостью не стал?
Но задавать такой вопрос я не стала. Понимала, что это моя обида говорит. А ещё очень боялась, что Тайен передумает, и моя встреча с братом не состоится.
За разговором и своими мыслями я даже не заметила, долго ли мы едем. Сколько этажей вниз? Если судить по виду из окна, то глубже, чем уровень земли. Наверное, тут и под землёй есть уровни.
Когда двери лифта открылись, я увидела точно такой же коридор, как и за дверями своей комнаты. Мы прошли два пролёта по коридорам, а потом остановились у одной из дверей.
— Он здесь, — сказал командор, а потом поднял руку, чтобы прикоснуться браслетом к панели, но я, неожиданно для самой себя, приостановила его, прикоснувшись к запястью.
— Спасибо тебе, — посмотрела в глаза искренне. — Ты мог не делать этого, но ты позволил мне увидеть Шейна. Я благодарна тебе, Тайен.
В ответ он промолчал. Лишь посмотрел так, что моя метка отдалась покалыванием, и я, не выдержав, отвела свой взгляд.
Замок просигналил, и дверь открылась. Я сделал шаг внутрь, Тайен же остался за дверью и запер её за моей спиной.
Шейна взглядом я нашла не сразу. Первое, что бросилось в глаза в большой, достаточно скромно обставленной комнате, это сломанный стул. Он лежал почти у двери, о которую, скорее всего, и разбился, бросешенный сильной рукой.
А потом я увидела брата, и сердце в груди болезненно сжалось.
Он сидел на полу, откинув затылок на кровать и прикрыв глаза. Дышал тяжело. А руки… его пальцы были в крови. И порванная на груди рубашка тоже.
— Шейн… — я подошла к нему и опустилась рядом на колени. — Шейн, посмотри на меня, прошу.
Услышав мой голос, брат поднял голову и открыл глаза. В первые мгновения его взгляд казался застывшим, он будто не сразу узнал меня.
— Лил? — оживился и выпрямился. — Лил! Ты жива!
Он сжал мою голову своими руками и с жаром прижался губами к моему лбу.
— Жива, — тихо ответила я, вцепившись в его предплечья. — Мы оба живы, Шейн. Живы.
В голове набатом пробило эхо: “Пока. Пока живы”. Но я предпочла сейчас не слушать. Я могла прикоснуться, могла обнять своего самого родного в этом мире человека. Большего мне в эту минуту и не нужно было.
— Что произошло? — я сжала его пальцы и посмотрела на них. — Это… это она сделала?
Шейн сглотнул. Он поднял на меня глаза, полные боли.
— Она, — кивнул, а у меня внутри полыхнуло чувство, которое мне ранее не было знакомо — мне захотелось убить. Разорвать на куски того, что причинил боль моему близкому. — Я не знаю, как, Лили, но она сделала из меня чудовище. Смотри…
Выдохнув, Шейн дрожащими руками развёл полы порванной рубашки.
От задней поверхности шеи и до середины сильной груди у него тянулись две тонкие блестящие полосы. Такие же, как и у меня. Такие же, как у Тайена, Яры и всех кроктарианцев. А сверху было бесчётное множество кровавых царапин.
— Я пытался стереть их, содрать, — надтреснуто прохрипел он, с отвращением глядя на собственную грудь, — но они будто въелись в кожу, понимаешь? Эта дрянь… она заразила меня…
— Шейн… — я осторожно прикоснулась к его исцарапанной коже и покачала головой. — Это сделала не Яра.
— О чём ты, Лили?
Я развязала шнурок на вороте платья и отогнула воротник до ключиц, являя и свои спириты.
— Это с нами сделали наши родители, Шейн. И тебе нужно меня внимательно выслушать.
26
Шейн Роуд жил просто. Он работал, оберегал сестру — единственного дорогого ему человека, в глубине души верил в то, что когда-нибудь мир изменится в лучшую сторону.
Но чем старше становилась Лили, тем чаще Шейн просыпался в холодном поту, что однажды придут и заберут её у него, как когда-то родителей. Несправедливость этого мира, непонимание, за что и почему люди должны испытывать такие страдания, всё чаще высекало искру в его сердце.
Однажды Шейн познакомился с Тиреком. Это был простой парень, строивший дом в конце их улицы и как-то раз пришедший к Шейну с просьбой починить его дрель.
Шейн и сам не понял, как так вышло, но через полчаса они уже говорили о таких вещах, за обсуждение которых люди просто бесследно исчезали. Это было очень опрометчиво — вот так рисковать.
Шейн забеспокоился, но Тирек его успокоил и сказал, что они давно за ним наблюдают.
Они — повстанцы. Те, кого, как думал Шейн, уже не существует.
Сначала он отказался от любого взаимодействия. Это ведь было слишком опасно. Он ставил под удар не только себя, но и сестру. Но время шло. Шейн видел, сколько боли и горя вокруг. Он всё это и так знал, но предпочитал жить себе, как получалось. А тут будто в фокус попало. И Лил становилась всё старше.
Из соседнего дома в один из зимних холодных вечеров “чёрные плащи” увезли мать двоих детей, прям как когда-то их с Лили родителей. Лили читала книгу в гостиной и не видела этого, но Шейн видел.
И он решился. Рискнул довериться Тиреку, и тот отвёл его к небольшой группе людей, среди которых была его будущая девушка Дина и командирша Таня. Так Шейн узнал, что у сопротивления есть целая структура, полноценная система группировок. Это и вдохновило, и испугало его.
Но всё же Шейн не готов был втянуться окончательно. Иногда он приходил на собрания, иногда передавал крохи информации о новшествах в гетто, о том, о чём сам узнавал на улице или у тех, кто приносил ему чинить технику. Вступать в группировку он не спешил.
Но в один день всё изменилось. Пришли “чёрные плащи” и отобрали у него то, что он любил больше всего в этом прогнившем мире. Как когда-то родителей, они забрали его Лили.