— Я могу достать её?
Мне казалось, что объятия помогут малышке куда больше, чем эта камера, пусть в ней и создавались необходимые условия.
— Я бы настаивала, чтобы ребенок пока побыл в барокамере. Хотя бы сутки, — покачала головой врач. — Но если хотите, можете прикоснуться к ней и остаться здесь.
Как бы мне не хотелось, но спорить с врачом я не стала. Понимала, что та права. Слишком большой стресс получил ребёнок в первые же часы после рождения.
Я осторожно просунула руку в специальное отверстие и прикоснулась в нежной коже ребёнка. Она была немного горячая и казалась невероятно хрупкой.
Но я-то уже знала, какая Дафна сильная. Она выжила в родах, рождённая в момент, когда нас пыталась поглотить Чёрная дыра, когда время и пространство сходили с ума. Выжила во время крушения корабля.
Она сильнее, чем многие, пусть ей и всего менее суток.
От моего прикосновения малышка вскинула рефлекторно ручки, а потом расслабилась и зашлёпала губками.
— Я останусь с ней.
— Тогда распоряжусь, чтобы сюда принесли удобную кушетку, Лили, — сказала мама. — Чтобы ты могла отдохнуть.
46
— Она мертва. Системы больше не функционируют, мозговой активности нет. Мы проверили всё, — отчитался врач, сложив руки за спиной.
Высокий седовласый старик, который был вполне крепким для своих лет и обладал ясным умом, едва заметно кивнул. В прозрачной колбе, наполненной сохраняющей жидкостью, лежало тело его дочери.
Мужчина почувствовал странный, не характерный всплеск эмоций, которые тут же растворились и потухли вовсе.
Его дочь была солдатом. Жёстким и исполнительным. Он мог доверить ей самую неприятную работу, требующую минимального эмоционального включения.
Мориан Яжер вообще думал, что его дети Яра и Ирис из той партии эмбрионов, которые готовили к утилизации ввиду выявленной генетической аномалии. Но потом оказалось, что сдвиг формулы есть у всех, просто у нескольких он более явный. Они были не поломанными, они были будущим. Безэмоциональным будущим, которое не сильно радовало, но и выбора не оставляло.
И то, что именно у Яры активизовалась метка — древний, атрофировавшийся репродуктивный механизм отбора пары, когда на пути ей попался один из “первых”, Мориана удивляло безмерно. Метки были рудиментами, давно потеряли свою функцию, а потом и вовсе стали не видны на коже.
“Первые” — это был проект Мойры, жены Мориана. В Белую ветвь она вошла, когда вышла замуж и стала Наместницей. Но Мойра часто высказывалась против постулатов правящей ветви и Совета. Со временем её высказывания стали опасными.
Она считала, что кроктарианскую расу можно восстановить лишь путём селективной генной инженерии. Однажды Мориан даже пошёл ей навстречу, почему-то поверив в эту идею, и позволил Мойре собрать команду и проводить закрытые эксперименты.
То, что получалось, было ужасным. Генный код инопланетных рас давал очень непредсказуемый результат. Уродства, опасные побочные эффекты, почти стопроцентная смертность объектов.
И тогда Мойра пошла ещё дальше. Она решила, что смешение должно быть полноценным, проходить через все эмоциональные аспекты. То есть потомство должно было зачинаться не в пробирке, а естественным путём. Она снарядила экспедицию для отбора особей разных рас на схожих по экосистеме с Кроктарсом планетах, известных им на тот момент.
Это было за гранью.
Доктрина Кроктарса не одобряла кровосмешения, и Мориан понял, что позволил жене зайти слишком далеко. Кроктарианцы искали по всей Вселенной ответы, пытались понять, почему другие могут размножаться, а они нет, но смешивать свою ДНК не хотели.
И тогда Мойра ушла. Исчезла однажды. Её не смогли найти, потому что она была слишком умна и подготовлена. Позже выяснилось, что она успела сколотить себе крепкий костяк последователей разного социального уровня, и уже через год Совет узнал об Ордене Белой Лилии.
Мориан чувствовал ответственность за то, что позволил создать серьёзную угрозу Совету и Правящей коалиции Наместников.
Но о том, что Мойра могла использовать биологический материал своих собственных детей, Мориан понял лишь когда Тайен с Земли послал ему запрос на кровосмешение. С землянкой. Утверждал, что она фертильна в отношении кроктарианского семени и способна зачать и выносить плод.
Тайен думал, что нашёл то, зачем кроктарианцы бороздили космос. Нашёл ответ и решение. Нашёл то, что его мать спрятала на Земле до поры до времени — объект L. Девушку, первый удачный эксперимент скрещивания кроктарианца и землянки, которая давала фертильные способности обеим расам.
Химеру, ставящую под вопрос существование чистоты крови Кроктарса.
Но… как же было странно, что первого наследника смогла дать Яра и неудачный экземпляр эксперимента?
Теперь её тело было здесь и могло дать ответы на вопросы учёным.
— А он? — Мориан повернулся к другой колбе. — Жив?
— Фицу Тайен жив, — кивнул врач. — Его мозг функционирует, сейчас мы искусственно снизили его активность, ввели в преданабиозное состояние. Хотите, разбудим его?
А вот предательством сына Мориан был не только удивлён, но и уязвлён. Тайен из его детей казался самым рассудительным и приверженным ценностям Кроктарса. И то, что он выбрал путь предательства, задело Старейшину.
Он посмотрел на сына сквозь стекло и толщу воды, прищурившись. Понимал, что сын станет проблемой. Потому что впереди маячили серьёзные столкновения с Белой Лилией, способной теперь предложить нечто, что может быть воспринято населением положительно. А Тайен может встать на сторону Белой Лилии. Он уже, собственно, сделал это, отказавшись уничтожить объект L и, кроме того, доставив его на Кроктарс.
— Нет, — ответил врачу Мориан Яжер. — Он не должен проснуться. И вы будете лично отвечать за это, доктор Рич. Своей головой.
47
— Фиксирую странную мозговую деятельность, — диспетчер, удивившись, присмотрелся к экрану и тут же сообщил куратору отсека. — Нехарактерные волны. Очень необычные.
— Объект? — по связи переспросил куратор.
— Это… это объект тринадцать “Б”. Рамен, это капсула с фицу Тайеном Яжером.
— Иди и посмотри, что там происходит. Может, датчик неверно передаёт информацию.
— Будет выполнено.
Диспетчер, запечатав ключом панель наблюдения, отправился в ангар номер четыре, в его закрытую часть, где в анабиозе содержались важные персоны Кроктарса. В том числе дети Наместника Совета.
Подойдя к отсеку, он набрал особый код доступа и вошёл внутрь. Капсула с Тайеном Яжером ничего необычного на вид не явила. Помещённый в анабиоз сын Наместника никаких признаков активности не проявлял, но панель на его капсуле действительно фиксировала странные волны. Непостоянный пунктир прошивал основную кривую минимальной мозговой активности странным образом. То регистрировался, то нет.
Диспетчер тут же на месте снова связался с куратором и, подключившись к капсуле, передал данные.
— Его ведь проверяли на внедрённые устройства? — высказал предположение диспетчер, хотя это было не в его компетенции совсем.
— Конечно проверяли, — ответил озадаченный куратор. — Сейчас вызову доктора Рича и придём. Оставайся в отсеке.
***
Тайен Яжер стоял у кромки воды Чёрного океана и смотрел, как тёмная вода накатывает на оранжевый песок и поглощает его обнажённые пальцы ног, вымывая опору из-под них.
Он был дома.
Столько времени, проведённого вдали, вызывало тоску по родному Кроктарсу. По его воздуху, его насыщенным плотным водам океана, по тому, что кровь самого Тайена свободно и без вмешательств текла по его жилам, и ему не требовалось периодически проходить неприятную процедуру ассимиляции к экосистеме чужой планеты.
Дома ему было хорошо.
Эмоции будто оживали и наполнялись. В груди приятно что-то нагревалось.